Кланяйтесь от меня Александре Аркадьевне и Татьяне Владимировне.
– Что ж, воля ваша. Я хорошо знаю вашего батюшку. Ценю его как учёного, глубоко уважаю как человека. Не сомневаюсь, что он воспитал достойного сына. И, если сын профессора Радиковского решил поступить так, а не иначе, стало быть, поступаете вы по совести. А это, в конечном счёте, важнее всего. Храни вас Господь. А поклон ваш Танюше я передам, – он сделал упор именно на дочь. – Впрочем, кажется, вы сами сумеете это сделать.
Из передней доносились голоса. На пороге кабинета показались Александра Аркадьевна и Татьяна. Ещё не замечая гостя, Татьяна продолжала возбуждённо говорить, пока не увидела всё так же стоявшего спиной к окну Радиковсого:
– Виктор Петрович? Здравствуйте…
– Да, – вмешался Одинцов, – вот уезжает Виктор Петрович. Проститься пришёл. Когда вы? И куда?
– Завтра. Определили в Конный полк барона Врангеля, – ответил Радиковский и засобирался.
– Никуда я вас сейчас не отпущу, – подошла Александра Аркадьевна. – Когда ещё мы свидимся? Сейчас будем чай пить. Дуняша, ставьте самовар!
Пока Дуняша собирала на стол, пока закипал самовар, пока профессор, Александра Аркадьевна и Радиковский говорили, вспоминали прошлое, Татьяна незаметно ускользнула к себе. Впрочем, скоро и вернулась. Милый разговор продолжился и за чаем. Наконец, Радиковский решительно поднялся:
– Мне пора. Я бесконечно был счастлив провести с вами вечер, но мне пора.
– Всего вам доброго, Виктор Петрович, храни вас Господь – профессор пожал Радиковскому руку и перекрестил его.
Следом подошла Александра Аркадьевна.
– Наклонитесь-ка ко мне, Витенька, – ласково сказала она. – Давайте я сделаю то, что сделала бы ваша матушка, покойница Ольга Аверьяновна.
Радиковский склонился. Александра Аркадьевна поцеловала его в лоб и тоже перекрестила. Татьяна же проводила Виктора до передней.
– Прощайте. Я буду молиться за вас, – только и прошептала она и торопливо вложила что-то в руку. Радиковский зажал это в кулаке.
На лестнице, разжав кулак, он увидел на ладони ладанку на кожаном шнурке. И тут же надел её на шею.
IV
Осень 1914 года выдалась в Петрограде холодной. На Покров мороз был уже ниже пяти градусов – и совершенно без снега. Было тревожно и неуютно. Петроград, казалось, стал к войне ближе Москвы, и профессор Одинцов решил отправить жену и дочь к своей сестре в Москву. Но перед отъездом всем семейством сходили в оперу.
Александра Аркадьевна и Татьяна прошли в ложу. Шелест платьев, шарканье ног, стук кресел, неясный гул голосов – всё это пронизывали временами звуки из оркестровой ямы: музыканты настраивали свои инструменты. Слышался негромкий, но повелительный голос гобоя, и к нему словно подбегали скрипки, виолончели. Флейты и валторны тоже пытались поймать поданный гобоем тон. Наконец все смолкло: шиканье и шёпот в зале прекратились, оркестр замер в ожидании. Дирижёр взмахнул палочкой, но вместо ожидаемой увертюры зрители услышали первые звуки Гимна.
