улыбался, явно чувствуя себя отмщённым. Упырицы хихикали. Им, похоже, вообще свойственно было хихикать по поводу и без.
А Марьяна вдруг упёрла руки в бока и окликнула злыдницу:
– Эй, Марусь! Ничего, если я тебя так называть буду? Совсем без имени-то негоже ходить. Так вот, Марусь, а вы-то как в залу заходите, коли тайного слова вам не говорят?
– Так через кухню, – пролепетала злыдница, хлопая глазами. – По чёрному ходу.
– Значит, и мы так пойдём. Правда, Васёна? Веди нас, Марусенька!
– Вот же несносные девки, – буркнул Мокша. – Ладно, стойте. Уговорили.
Он оттеснил их, сам встав перед дверями, бесцеремонно щёлкнул Горыныча по носу и проквакал:
– Ключ-вода, отопрись.
Железный охранник спрятался между чеканных маков, а петли заскрежетали – створки открывались.
Памятуя прошлый отказ, больше Мокша руку предлагать не стал, просто встал впереди девиц и, скомандовав: «За мной, красавицы», – первым шагнул на ковровую дорожку, украшенную золотым шнуром и усыпанную алыми лепестками.
Василиса и Марьяна переступили порог. Хлоп – упырицы превратились в летучих мышей и продолжили нести шлейфы в цепких коготках. Наверное, этот их облик считался более подобающим. (Странно, конечно, но в Нави вообще странные правила приличия.) А злыдница осталась снаружи. Василиса обернулась и увидела, как та провожает их с Марьяной чуть ли не влюблённым взглядом.
– Марусенька, – едва слышно пробормотала она. – Ишь ты!
После чего двери с грохотом захлопнулись.
Грянула музыка, оглушившая Василису. И как только гости могли выносить эту какофонию? Такое ощущение, что музыканты ни разу не сыгрывались между собой, но при этом каждый пытался выслужиться и сыграть громче остальных. Особенно невыносимо нескладными были литавры и барабаны.
От дорожки, по которой вышагивали две невесты, исходило сияние – это золотые шнуры светились, а вся остальная зала утопала во тьме. Ну или по крайней мере так казалось из-за слишком резкого контраста освещения. Мир сузился до пятен света под ногами, ужасающей музыки, чужого дыхания и невнятных шепотков гостей. Василисе казалось, что она идёт над бездной, – может, так оно и было, кто знает? Она не стала делать шаг в сторону, не желая испытывать судьбу.
Взволнованные и почти ослеплённые, они дошли по сияющей дороге до самого конца, и тут музыка стихла, свет погас – сперва показалось, что стало совсем темно, но вскоре глаза Василисы привыкли к полумраку, и она ахнула, увидев перед собой огромный накрытый стол, который стоял – нет, не посреди залы, а посреди цветущего макового поля. И хоть над головой всё равно был каменный потолок, но по нему резво бежали облака, а нарисованное солнце уже почти село за барельеф.
– Но ведь снаружи уже давно ночь… – Василиса сама не заметила, как выдохнула это вслух.
Мышицы-упырицы снова захихикали и чуть не уронили шлейф. А кто-то из гостей весело и звонко выкрикнул:
– Опять
