новичков никакие, так пусть хоть штыками тычут. Офицеры – внутри, каждый возле своей роты, я – в центре. За спиной – верный Пахом. Остался, хотя перед боем я отсылал его к коноводам. В руках денщик сжимал трофейный топор на длинной ручке с окованным медью концом топорища. Ну, ну…
– Ружья зарядить! – скомандовал я.
Защелкали крышки огнив, замелькали над штыками руки с шомполами. Забивая заряд, солдат держит шомпол тремя пальцами. Почему не всей ладонью? Потому что, если при зарядке воспламенится порох (такое случается), то ружье выстрелит, и шомпол улетит в небо, ободрав с пальцев кожу, в крайнем случае – сломав их. Но пальцы заживут, а вот если оторвет руку… Сосредоточенно забивали заряды в свои штуцера юные прапорщики. У них, как и у меня, штыков нет – кавалерийские карабины. Я зарядил свой штуцер и взвел курок.
Пока мы возились, кавалерия выбралась на берег, сбилась в строй и огромной массой потекла к нам. Бля! Сколько же вас? Не отобьемся. Надо было не спешить и встретить всадников залпом всего батальона. Упустил момент. Теперь смогут стрелять только обращенные к полю шеренги. Эта мысль мелькнула и исчезла – не помогло бы. Новобранцы не успели бы после залпа перестроиться в каре – выучки нет. Кавалерия обошла бы нас с флангов, и случилась бы резня. Пехотинец, если он не в каре, для всадника не противник, а лоза для рубки. Я побежал к обращенному к полю краю строя, но Синицын опередил меня.
– Рота! Первая шеренга – на колено. Не стрелять. Вторая – целься! – рявкнул он во весь голос.
Правильно: Синицин сражений побольше меня видел и знает, что делать. Новобранцы с такого расстояния все равно не попадут, а егеря со штуцерами успеют перезарядиться. Я вскинул свой к плечу. Далековато, но не для штуцера. Прицельная дальность гладкоствольного ружья до двухсот метров. Но с такой дистанции никто не стреляет – попасть практически невозможно. Палят на сотню шагов, да и то по плотному строю. Здесь другая война: тратить тысячи патронов, чтобы убить одного врага, возможности нет. Порох и свинец стоят дорого, последний вообще морем из Англии возят. Нужно наверняка. Я взял на мушку слегка вырвавшегося вперед всадника. Осадим бойкого.
– Пли!
Шеренгу окутал серый пороховой дым. Набежавший с запада ветерок снес его к монастырю. В катящейся к нам лаве образовалась проплешина, исчезла и моя цель. То ли я попал, то ли кто другой – не разберешь. Но проплешина тут же затянулась – как ряска на болоте после брошенного в нее камня. Наш залп французов не испугал.
– Заряжай!
Егеря торопливо заработали шомполами – и я с ними. Готово! Я вскинул штуцер к плечу. До всадников совсем близко – не больше сотни метров. Отчетливо видны лица под киверами, расшитые шнурами доломаны. Гусары. Хорошо, что не уланы, у тех – пики, с ними каре прорвать проще. Вообще прорывать каре – функция тяжелой конницы, тех же кирасиров. Но нам с необученными новобранцами и гусаров хватит. Всадники выхватили
