пира все это затрудняется еще тем обстоятельством, что об его личности и жизни до нас дошли только самые скудные сведения. Вот почему в последнее время в Англии и Германии явилась почти целая специальная литература, посвященная розысканиям как относительно самого Шекспира, так и относительно современных ему общества и литературы в Англии. Всякое искусство, а тем более литература – да и вообще и все человеческое – может проявляться не иначе, как только в национальной форме, и те, которые полагают, что можно быть космополитом, обнаруживают тем, что они никогда и ни о чем серьезно не думали. Никакие нравственные силы, никакая гениальность не могут отрешить человека от влияниий его почвы, его среды, его родителей, общества, в котором он вырос, его народа; национальность его всюду следует за ним, как его нравственный воздух, которым он живет, даже большею частью бессознательно для него самого. Национальность его входит, как существеннейший элемент, в выражение его мысли, в какой бы ни было форме, в художественной или в форме простой речи. Француз выражает свою мысль не так, как немец, англичанин – не так, как итальянец или русский, и так далее. Казалось бы, что в науках естественных, математике и, вообще, в механических знаниях, где дело идет о законах явлений, тождественных для всего мира, различие национальности должно бы совершенно стушевываться; но и тут обнаруживается оно в научных приемах, в методах, в большей или меньшей аналитической силе, в точности наблюдений и тому подобном. А если мы коснемся духовных сфер, каковы – история, религия, искусства, то тут глубоко определившиеся национальности, их борьба и взаимодействие встречают нас с первых же шагов. И замечательно, что чем более цивилизация начинает проникать в какой-либо народ, тем более она кристализуется в национальную религию, политические учреждения и, наконец, восходит до своего высшего национального выражения – до искусства, тем определеннее, глубже и самостоятельнее национальность этого народа.
Католицизм, например, доктрина, по существу своему, космополитическая, а между тем в Италии, Франции, Германии и Польше окрасился он в различные национальные цвета, присущие каждой из этих стран, окрасился по их национальному духу.
Читая Шекспира, можно подумать, что имеешь дело с космополитом. Какое отсутствие национальных предразсудков! (Увы предразсудки неизбежно слиты со всякою национальностью: это уж их физиологическое свойство). Какое глубокое и тонкое знание света и людей! какое верное прозрение в чуждые национальности! какое мудрое понимание жизни во всех её явлениях! Но, при всем этом, какая пламенная любовь к своему отечеству! При всей иронии над национальными пороками и недостатками, никто лучше Шекспира не опоэтизировал своей старой Англии; ни у кого из всех старых и новых поэтов не слышится такой широкий лиризм чувства, как только речь касается его отечества. Разумеется, в тех пьесах, содержание которых брал он из итальянских повестей и иностранных легенд, не представляется для этого повода; но возьмите его драмы из английской истории – и вы убедитесь, что нельзя представить себе глубже и искреннее той любви к своему отечеству, которая, словно против воли поэта, проступает в них.
Эпоха, в которую жил Шекспир, была самою интереснейшею в истории английской цивилизации: это было время, когда в национальные англо-саксонские элементы начала проникать античная цивилизация в виде греческой и римской литературы. Известно, что обаяние этой классической литературы было так велико, что подражание ей почти впродолжение двух сот лет вытесняло из английской литературы национальные элементы. Но в ту эпоху, когда жил Шекспир и когда была для английской поэзии, в лице Шекспира, тем же чем в Италии эпоха, известная под названием Возрождения (Renaissance) для итальянского искусства – в то время воскреснувшая из схоластической пыли классическая литература действовала совсем не так, как впоследствии. Не к рабскому подражанию возбуждала она, а к самобытному творчеству. Италия стремилась усвоить себе совершенство античной формы и творчески одушевить ее средневековыми идеалами, как-будто только и ждавшими этого лучезарного преображения для того, чтобы погрузиться в общий всем исторический сон. Так же живительно подействовало первое прикосновение классической литературы и на англо-саксонскую национальность, с тем только различием, что, вместо лучезарного преображения средневековых идеалов, прикосновение её беспредельно расширило и без того уже орлиный взгляд Шекспира. Глубокий ум греков и римлян, их многовековая жизненная опытность, их пережитая зрелая мудрость, их суждение дел людских и событий, их удивительная цивилизация и, наконец, их чарующая поэзия – не могли не поразить открытый и впечатлительный ум такого гениального человека, как Шекспир, и не возбудит его духовного зрения к всестороннему созерцанию. Как из влияния национальных итальянских элементов с классическими вышло итальянское искусство, так из слияния англо-саксонских элементов с классическою литературою вышло творчество Шекспира.
Чтобы ввести читателя в эту интересную эпоху, мы считаем не лишним, пользуясь сочинением Гервинуса (Shakespeare von Gervinus, 4 тома), представить здесь краткий очерк литературы и театра в Англии до Шекспира.
I.
Понимать
