или шерифом, а если ты официантка? Не очень хочется в двадцать лет признавать, что твой удел – убирать со столов грязную посуду, прислуживая тем, кто едет отдыхать и развлекаться в город твоей мечты. Но и домой возвращаться не хотелось.
Сэнди знала, что стоит вернуться в Огайо, и ее тут же сосватают с каким-нибудь местным лесорубом. Он будет сильным и хмурым, пропахшим потом и со свалявшейся густой бородой. За обедом он будет съедать в шесть, а то и в десять раз больше, чем Сэнди, а дети, которых она родит ему, будут мечтать с пеленок, что, когда они вырастут, тоже станут лесорубами. Нет, домой нельзя. По крайней мере, до тех пор, пока эти мысли сводят с ума. Да и что говорить, если возвращаться?! Мама, папа, простите меня, но я сбежала, потому что не хочу быть женой лесоруба, не хочу жить той жизнью, которой живете вы?
Да-а-а… Так точно прощения не заслужишь. Одно дело – отправлять на День матери открытки домой и говорить в нескольких строках, что у тебя все хорошо, и совершенно другое – ехать назад, признавая, что все твои мечты и надежды рухнули. Поэтому назад нельзя. К тому же чем отличается жизнь здесь от жизни в Огайо? В отеле Палермо хотя бы нет лесорубов, упреков и всего, что опостылело с детства. К тому же это Невада – почти мечта. Люди едут в Вегас, говорят о Вегасе. А о чем говорят в Огайо? О соседских детях? О стиральных порошках, которые лучше всего выводят с одежды древесную смолу?
Сэнди тяжело вздохнула. Как же так получилось, что все это не проникло в нее с рождения? Разве ее семьей не была семья лесоруба? Разве ее мать не была счастлива со своим мужем? Разве отец, приходя с работы, не играл с Сэнди, не поднимал ее на руки, откуда весь мир начинал казаться таким маленьким? Разве в этом не было смысла, не было ничего хорошего? Конечно, было. И много. Но почему тогда все это стало так ненавистно? Хотя…
Сэнди болезненно поджала губы. А может, и не было никакой ненависти? Может, это просто непонимание? Почему в семье лесорубов не может родиться ребенок, который, став взрослым, не захочет валить лес? Мысль пришлась Сэнди по душе, и она широко улыбнулась.
Нэтти увидела эту улыбку и машинально улыбнулась в ответ.
– Сэнди О’Хара? – спросила она официантку, желая показать, что помнит ее. Имя можно было прочитать на нашивке нагрудного кармана формы Сэнди, но вот фамилию нужно было знать.
– Шериф Стибингс? – Сэнди поднялась из-за стола, польщенная, что Нэтти знает ее фамилию. – Удивлена, что вы помните меня.
– У меня просто хорошая память на лица и имена, – добродушно улыбнулась Нэтти. Девушка определенно нравилась ей. Что-то в ней было простое и открытое. Взгляд, черты лица, слова, походка, фразы – ничего, что может вызвать желание сжечь эту картину.
Нэтти еще раз улыбнулась официантке и медленно перевела взгляд на ее собеседника.
– А вы, я так понимаю, Стэнли Донован? – спросила она, пытаясь сразу понять, какие чувства испытывает
