не работал?
– Нет.
– Значит, начинаешь?
– Начинаю.
– Дома… хоть пол подметал?
– Нет, не подметал.
– Незначительный у тебя стаж. Ну что же… начнем. Я тебе дам для начала проножки зачищать. Работа легкая.
– Какие это проножки?
Мастер ткнул ногой в готовый стул:
– А вот она – проножка, видишь? Поставили, как была, нечищеную, с заусенцами, вид она имеет отрицательный. А теперь ты будешь зачищать, лучше выйдет стул. А то все чистили, а на проножки так смотрели: что там, проножка, и так сойдет.
Мастер был словоохотливый, но деловой[166]: пока говорил, руки его действовали, а на подмостке перед Игорем появились куча проножек, рашпиль и лист шлиферной бумаги. Заканчивая речь, Штевель прошелся рашпилем по одной проножке, потом зашаркал по ней бумагой, полюбовался проножкой, погладил ее рукой:
– Видишь, какая стала! И в руки приятно взять. Действуй!
Пока все это говорилось и делалось, Игорю занятно было и слушать и смотреть на мастера, на проножку и на всякие принадлежности. Когда мастер, похлопав его по плечу, отошел, Игорь тоже взял в руки проножку и провел по ней рашпилем. В первый же момент обнаружилось все неудобство этой работы: проножка сама собой вывернулась из руки, а рашпиль прошелся твердым огневым боком по пальцам. На двух пальцах сразу завернулась кожица и выступили капельки крови. Рядом чей-то знакомый голос сказал весело:
– Хорошее начало, товарищ сборщик.
Игорь оглянулся. Голос недаром казался знакомым – свой, из восьмой бригады, только из второй спальни, Середин, тот самый, которого Нестеренко упрекал в пижонстве. У него чисто лицо и голова немного откинута назад. В руках несколько тонких пластинок для спинок стула, и Середин любовно отделывает их при помощи линейки со вставленными листками шлифера. Не успел Игорь рассмотреть их, как они полетели в кучу готовых пластинок, а рука Середина захватила уже новую порцию.
– Возьми там, в шкафчике, йод, – улыбаясь кивнул Середин. – Это ничего, все так начинают.
Игорь полез в шкафчик, нашел в нем бинты и большую бутылку с йодом. Он смазал царапины[167] и обратился к Середину:
– Завяжи.
– Да что ты! Зачем это? Бинт зачем? Ты еще скажешь, доктора вызвать.
– Так она течет. Кровь.
– Вся не вытечет. Намазал йодом? Ну и хорошо. И не течет вовсе, просто капелька.
Игорь не стал спорить и положил бинт обратно в шкафчик. Но пальцы все-таки болели, и он боялся взять в руки новую проножку. Все-таки взял, подержал, примерился рашпилем. Потом со злостью швырнул все это на примосток и, отвернувшись от верстака[168], начал рассматривать цех.
Никакого цеха, собственно говоря, и не было. К стене машинного отделения, вздрагивающей от гула станков, снаружи кое-как был прилеплен дырявый фанерный навесик. Он составлял формальное основание сборочного цеха; под навесиком помещалось не больше четырех ребят, а всего в цехе работало человек двадцать. Все остальные распологались просто
В оригинале «поучительный, времени на разговоры не тратил».
В оригинале «ранки».
В оригинале «обернувшись к работе спиной».
