привлекла внимание сей благородной дамы. Слуги, пыхтевшие невдалеке, оборотились, радуясь поводу отвлечься от трудов.
– Не ведаю, сударыня, – отвечала Мирелла. – Напев тот сам вышел изо рта, мимовольно.
Слуги зашептались. Дама отшатнулась, осеняя себя крестным знамением. Кто ж может выдумать песню вот так? Без приуготовлений? Не приобщившись к таинствам музыкального искусства? Бессомненно, то Диаволова работа: это он шепчет чаровские напевы в уши плутовки.
Мирелла чуяла: враждебность растет, и меж нею и бургомистровыми домочадцами точно воздвиглась вмиг стена. Она оправила прядь, что выбилась, пока она склонялась над кувшинами. Спешно разлив воду по оставшимся, простилась и улизнула прочь, пригнув голову и молясь не навлечь на себя бед. Дама глядела ей вослед, подбоченясь и хмуря брови. Но скоро вернулась к своим заботам: у нее и без этой рыжей бестии дел хватало – крыс выморить надобно. Ух, и развелось их в это лето! Столько заразы в своем доме она не видала во всю жизнь.
У городских врат плавился на солнце нищий. Само собой, он потребовал воды.
– Охота мне сегодня ноги ополоснуть, – объявил он.
Мирелла поставила ведра. Взяв одно, она наклонилась, дабы полить нищему на ноги. Нищий наслаждался. Он оглядел юницу. Та нагнулась грудью, напрягши руки и наклонив ведро, и лила воду тонкой струйкой, чтобы не расточать лишнего. Нищий задумал пощупать ее. И потянулся к бедру.
Мирелла отскочила назад.
– Эгей, дорогуша, неча недотрогу из себя строить, – оскалился нищий. – Видел я, как баловалась ты у речки со своим дружком… Эх, доброе было зрелище! Месить себя давала, что твое тесто! А мне почто свой кусок не взять? Ты чего о себе возомнила? Уж не тебе привередничать!
Нищий вскочил. Мирелла замешкалась, ставя ведро, чтобы не расплеснуть воду. Чем тот и воспользовался: ухватил ее и притиснул к себе. Водоноска попыталась вывернуться. С нищего ручьем тек смрадный пот. Мирелла едва не обмерла от зловонья.
Она всё тщилась отбиться, дивясь силище тощего верзилы. Нищий не ослаблял хватку. Он пожирал взглядом упругую кожу юницы, омытую речной водою. Как и все рыжевласые, она отличалась особой белизною лица, напоминавшей добротно взбитые сливки. Вот и захотелось ему отведать ее. Выбор остановил он на изящном ушке.
Мирелла ощутила, как липкий язык вползает в ее ухо. Будто скользкий вихлявый слизняк ввернулся к ней в череп, погоняемый зловонным дыханием. Она сжала кулаки до синевы в пальцах, – к горлу подступала гадливость.
С ними поравнялся шедший из града купец. Завидев их, он пустил шутку:
– Нищий и водоноска! – Он веселился от всего сердца. – Знать, любовь-то повсюду, даже промеж голытьбы!
И зашагал прочь, хохоча. Шутка пришлась нищему по вкусу. Он щегольски приветствовал прохожего.
Улучив миг, когда нищий отвлекся, Мирелла высвободилась. Она крепко толкнула его бедром, отчего он потерял равновесие. И рухнул навзничь. Мирелла живо схватила
