слышала, каждое шершавое слово, но ей было всё равно, пока всё равно. Потом, когда они вернуться домой, Лизе, конечно, станет стыдно, она будет просить прощения, уверять мамочку и папочку в том, что больше никогда-никогда не станет плакать, клясться в вечном послушании. Кроха не понимала за какой проступок мама так сурово наказывает её, ведь она доедает всё до последней крошки, даже манную кашу, которую, если честно, просто терпеть не может, сама убирает игрушки на место, ничего не просит купить и даже в жару соглашается надеть шапку. Почему ей не удаётся стать хорошей? Почему она вновь и вновь разочаровывает мамочку и папочку? Сегодня родители опять будут её ругать и, наверное, лишат ужина и запретят смотреть мультики. Ну и ладно, пусть разочаровываются! Она слишком устала, устала бояться и кричать. По крайней мере, от разочарований не больно, от них не тошнит.
Вновь прикосновение грубых рук женщины, от которого кожа девочки покрывается мелкими пупырышками страха, и самопроизвольно освобождается мочевой пузырь.
– И не стыдно! – в один голос воскликнули мама и толстуха. – Такая большая девочка!
Ей стыдно не было, ей было страшно, до горечи во рту, до онемения в конечностях, до нехватки воздуха страшно.
– Не дам дитя уродовать! – услышала девочка голос деда, сквозь собственный крик и проснулась.
Подушка промокла от слёз, перед внутренним взором теперь стояла не ванна и не женщина в чёрном плаще, а лицо деда, улыбчивое, круглое, с густыми седыми бровями.
Дед Миша, мой дорогой, мой любимый дедушка. От него всегда пахло табаком, баней и свежим сеном. Как же мне его не хватало! За суетой повседневных будней, в погоне за мелкими, ничего не значащими победами и успехами, я успела забыть о том, как скучаю по нему. Ах! Был бы он сейчас жив!
Чтобы лишиться аномальных способностей, нужно было десять раз подряд посетить здание инквизиции и пройти очистительную процедуру, которая с каждым днём забирала всё больше и больше сил. После седьмого раза, когда я металась в горячке с гудящей головой, а окружающее меня пространство то сжималось в горошину, то увеличивалось до невероятных размеров, пугая и заставляя кричать от ужаса, в квартиру ворвался дед.
– Как тебе в голову это пришло? – шипела мать, подобно змее. – Если кто узнает, что ты вывез ребёнка из города, а мы тебе в этом помогли…
– Вы в своём уме? – вторил ей отец, едва сдерживая рык.
В темноте голоса родители казались зловещими, и я захныкала. Привлекая внимание мамы. Да, я плохая девочка, я плакала и даже умудрилась обмочиться на процедуре, но ведь мама меня любит? Или нет?
На моё жалкое скуление, на большее я была просто не способно, моё тело плавилось от нестерпимого жара, и очень болел живот, словно кто-то кинул в него мячом, никто из взрослых не обратил внимания. Они продолжали спорить.
– Собери её вещи, моя внучка едет со мной, – дед, напротив, был спокоен.
– Нет! –
