пациенты с упоением слушали звуки гармоники, всматриваясь в зеркала и астрологические символы на плотных шторах, закрывающих дневной свет. Потом в зал входил Франц Антон Месмер собственной персоной. Своим неподвижным взглядом или прикосновением он мог привести человека в истерическое исступление, вызвать мелкую дрожь или заразительное чувство тошноты.
Если кто-то при этом терял самообладание, то ассистенты тут же отводили его в соседнюю звукоизолированную комнату. Такие магнетические сеансы, вольно сочетавшие спиритизм с эротизмом и групповой психотерапией, приобрели невиданную популярность в свете: на пике увлечения в одном лишь Париже магнетизм практиковало почти 6000 мастеров (впрочем, разрешения на это от самого Месмера они не получали). Вдобавок ко всему, магнетические сеансы стали значимым фактором политической жизни – на собраниях основанного Месмером «Общества вселенской гармонии» начали подниматься крамольные темы, что в конечном счете привело к изгнанию Месмера из Франции (но не помешало Марии-Антуанетте попросить у Месмера перед отъездом обучить своему искусству пару ассистентов). Способность магнетизеров «лечить» больных путем облегчения тока «флюидов» быстро начали трактовать и как метафору политического очищения государства: больное, двуличное и упадочное общество предлагалось исцелить революционным магнетическим экстазом.
Месмер как раз был на пике своей парижской славы, когда в лаборатории итальянского ученого Луиджи Гальвани начали твориться странные вещи. В поисках таинственной животворной силы Гальвани использовал птиц, рыб и других мелких животных. Однажды ему понадобилось препарировать лягушку, и он положил ее на стол, где стояла динамо-машина. Коснувшись лапки скальпелем, Гальвани вдруг увидел, что конечности мертвой лягушки начали подергиваться, а его ассистент даже заметил вспышку. Ученый начал изучать этот вопрос и выяснил, что раздражение двигательного нерва вызывали только проводящие материалы, например металл, и только в случае, если они заранее были наэлектризованы. Когда он касался сухожилий стеклянной трубкой (даже содержащей электризованную субстанцию), никакого эффекта это не производило. Гальвани был знаком с работой Бенджамина Франклина, где тот доказал связь грозы и электричества, поэтому дождался грозы и повесил препарированные лягушачьи лапки на металлической балюстраде своего балкона.
Как только лапка касалась металла, она начинала подергиваться, как будто в танце. Гальвани всегда подходил к делу основательно, поэтому провел целую серию экспериментов на открытом воздухе, под водой и в масле. В них он фиксировал лягушачьи лапки латунными прищепками и прикасался к нерву медной булавкой, тем самым (вероятнее всего, ненамеренно) создавая замкнутую электрическую цепь: металлы были проводником, а соленая вода в лягушачьей лапке – электролитом, перемещающим заряд в определенном
