точнее, чтобы от него избавиться, я решил отнести кашу Рексу, который все никак не мог придти в себя и не ел предлагаемый ему обычный корм. Я надеялся, что от овсянки, которую он обожал, он не сможет отказаться, и это пойдет ему на пользу. Я оттащил кашу к палатке Уилла, где, свернувшись клубочком, лежал Рекс, и поставил перед его заснеженной мордой миску с дымящейся овсянкой. Он к моей радости живо на это среагировал и начал ее есть довольно энергично. Я порадовался и сообщил об этом Уиллу. Реакция Уилла делала ему честь – он моментально просунул остатки своей недоеденной овсянки мне в окно, сказав, чтобы я все отдал Рексу, что я и сделал. Ждать, пока Рекс разберется со всем этим количеством овсянки, мне не хотелось – я изрядно подмерз и поспешил ретироваться в палатку.
Выйдя, мы пошли по следу. Ветер тревожил правую щеку. Я не надел парку, потому что рассчитывал идти на лыжах, и шел в одной легкой куртке. Вообще, все было теплым за исключением лица и вечно обледеневающих бороды и усов – они практически закрыли всю нижнюю половину лица. Я понял, почему у эскимосов генетически выродилась вся эта растительность на лице – она никак им не помогает, только доставляет хлопоты.
Примерно часов до десяти я шел впереди, потом Джон меня догнал, и пришлось идти вместе, что мне не очень нравилось, потому что страдала моя левая рука, которой я держался за стойку нарт. Местность была пересеченная, с большими надувами рыхлого снега высотой до 70 сантиметров. Лыжи в этом рыхлом снегу, понятно, тормозили, а собаки шли ходко, и нарты тем временем увлекали меня вперед. От этого моя левая рука вытягивалась по направлению движения, то есть на запад, буквально на глазах и в считанное время стала превосходить по длине правую руку в два с половиной раза.
Я все время пытался оторваться от нарт и выскочить вперед, на свою привычную позицию. Наконец мне это удалось, правда, ненадолго, и я вновь постепенно скатился назад, на этот раз к нартам Уилла.
Обед протекал по антарктическому сценарию, в котором роль рук не была прописана четко – иными словами, совершенно не хотелось вытаскивать руки из рукавиц – так было холодно.
Только мы приступили к так называемому ланчу, как на трассе показались два снегохода с санями. Эскимосы – один постарше, другой помоложе – остановились рядом с нами и выскочили нас поприветствовать. Младший был одет в традиционную парку из нерпы и штаны. «Hi, how are you doing?» – произнес он. Посмотрев на мою заиндевевшую бороду, он, не дождавшись очевидного ответа, произнес сакраментальную, во всяком случае из уст эскимоса, фразу: «It is cold out here!» Услышать эту фразу из уст эскимоса показалась мне очень забавным. «Холодновато чего-то!» – именно эта фраза, сказанная местным, привычным к холоду эскимосом, сыграла ключевую роль в судьбе нашей экспедиции. Действительно, подумали мы, очень холодно, не повернуть ли нам на юг уже сейчас, не дожидаясь встречи с неизвестным озером, не сулившей, по всей видимости, ничего хорошего…
По всем статьям забавная встреча, особенно если взглянуть на нее со стороны. Представьте, белые люди, придумавшие снегоход,
