как, впрочем, у всех арабов. Особенно после недавней полномасштабной войны. То был не просто «вооруженный конфликт» или «боевые столкновения», как выражаются дипломаты и журналисты. Это была война – с самолетами, танками и артобстрелами, которые достигали столицы, – а дальше вы можете представить, или посмотреть в интернете. О, как Эли не любит Израиль! Когда ливанец начал заменять слово «Израиль» словом «евреи», я сказал, что знаю много хороших евреев, сам от них недалек по происхождению, и что евреи живут не только в Израиле.
– Ты там живешь, и твое мнение объяснимо, твои чувства понятны. Но путать национальность и государство – это… как-то неумно.
Ох, что тут началось. Я выслушал и про Ротшильдов, и про сионский заговор… Обычно я ржу в голос, когда слышу всю эту чушь от незнакомых людей. Но Эли-то был мне уже знаком! Мы с ним сидели голыми на одном покрывале и ели одинаковые будерброды, я уже курил самокрутку из ливанского табака, а он – сигарету из России. Поэтому пока обсуждение не дошло до поедания младенцев, я сказал:
– Эли, ты горяч. Но не прав. Сейчас спорить бессмысленно, это дурной тон. Так что лучше пошли поплаваем, пока солнце не зашло…
– Да почему не прав? Докажи!
Но я, зная с детства, чем заканчиваются кухонные споры о политике, где каждый прав и все в итоге злы, – я не желал такого завершения едва начавшегося знакомства, а потому остановил разговор предложением:
– Потом можем еще поговорить об этом. А сейчас я собираюсь плавать. Как ты говоришь, элла!
8. Звон над старыми камнями.
До вечера на нудистском пляже не произошло больше ничего примечательного: с одинокой гологрудой девушкой на шезлонге, которая так заинтересовала Эли (чего мой приятель старался не показывать), он все же не познакомился. А я, искупавшись еще пару раз в море и полежав полчасика в скальных нишах у берега, не открыл больше никаких новых ощущений от пребывания голым под солнцем.
Когда солнце, наконец, устало созерцать наши неприкрытости и окончательно скрылось за нависшей над бухтой скалой, мы засобирались обратно в город. Эли на дорожку потрепался о чем-то со смотрительницей туалета, – именно так выглядела пожилая гречанка, сидевшая у обшарпанной будки рядом с бетонным помостом пляжного душа, и закутавшаяся по самые горло и запястья в старые полотенца. А на парковке из озорства он сфотографировал голого парня, который весело позировал своему другу на фоне знака «Нудистский пляж». Парень был так воодушевлен, что даже откликнулся на призыв незнакомого ему ливанца подскочить вверх, опереться на этот самый знак руками и животом, и таким образом прикрыть табличкой свое серединное хозяйство. Нудист проделал это с глупейше-залихватской сияющей физиономией.
В машине по пути домой я посвятил Эли в значение огромных вывесок «МЕХА», тут и там встречающихся в Греции на дорогах. Он сам спросил, догадываясь,
