брали на себя обязанности коммуникаторов, так что она долгое время предпочитала оставаться в тени и практически никогда не проявляла инициативы в освоении новых навыков, необходимых для успешной адаптации.
Как только Варе исполнилось восемнадцать, она объявила нам, что совершенно взрослая и будет теперь делать все, что ей заблагорассудится. Не помню в точности, что включал в себя весь список свобод: курение, гуляние с мальчики до утра, алкоголь, – но разговор шел в этом русле. Накануне Варя высказала мне все свои детские обиды, напомнила мне, как я ее наказывал, и предупредила, что если сейчас это повторится, то она заявит на меня в полицию и меня посадят. У Вари была настоящая истерика. Она рыдала. Сначала я тоже что-то кричал ей в ответ, но потом понял, что все бесполезно, она меня не слышит. Я пытался донести до нее, как сильно переживал за то, чтобы она выросла нормальным человеком, как хотел любой ценой оградить ее от ошибок, и не в силах повлиять на нее, использовал запугивания, как последнее средство. Потом ко мне пришло успокоение. Я понял, что не могу себя ничем оправдать, если ребенок потерял ко мне свою любовь и доверие. Мне придется принять это, но совершенно отпустить ситуацию я не мог.
– Если ты считаешь, что теперь ты имеешь право не считаться с нами, ты ошибаешься. – сказал я ей. – Хочешь быть свободной от правил – можешь уходить.
И Варя ушла. Она посчитала, что я выгнал ее из дома. Ее не было дома две ночи. Она бродила по улицам, ночевала в гостинице, проводила вечера за столиком в кафе. Мы отслеживали ее перемещения по социальным сетям, знали, что она продолжает посещать школу, но я останавливал жену от того, чтобы пойти ее искать и вернуть домой. Я считал, что Варя должна прочувствовать, каково быть одной на улице малознакомого города, в чужой стране, и сделать самостоятельные выводы. Это было жестоко, но тогда мне казалось, что иного выхода научить Варю ценить свой дом и близких людей у нас нет. По закону она действительно считалась взрослым человеком и имела право на самостоятельный выбор. Любое насилие против нее могло обернуться против нас судебным разбирательством. На деле, Варя еще долго оставалась инфантильным ребенком, и мы не спешили выталкивать ее во взрослую жизнь, стремясь продлить ее детство настолько, насколько это было возможным.
На третий день мы все же заехали в школу и встретились с Варей. Варя согласилась вернуться домой. Это было серьезным испытанием и для нас, и для нее. Больше конфликтов на почве ее совершеннолетия у нас с ней не было. Варя еще два года прожила с нами, пока не познакомилась с мальчиком, который взял манеру оставаться ночевать у нас дома. На третью ночь мне пришлось серьезно поговорить с дочерью и поставить ее перед выбором: либо мальчик ночует у себя дома, либо они снимают свое жилье и они живут вместе. Некоторое время Варя жила в доме родителей мальчика, а затем они и в самом деле сняли однокомнатные апартаменты и стали жить вдвоем. Мальчик уже работал, Варя тоже бросила колледж и пошла работать
