Едва обострение купировали, мальчика перевели на домашний режим и наблюдение в институте, куда привозили под конвоем папиной охраны.
В его расписании запись через час. Вряд ли, учитывая статус пациента, точнее статус его отца, визит переносили, значит, умудряется сбегать из–под наблюдения. Ну да, шизофреники славятся творческими способностями на беду их надзирателей.
Ну, сам Петр не собирался становиться ни надзирателем, ни опекуном.
Аура мальчишки откликнулась с прежней готовностью. Теперь медленно, помнить про агрессивность. Не спугнуть. Хотя, судя по всему, от себя отлепить его потом будет той еще проблемой.
Улыбка у Сомова тоже больная. Кривоватая, дерганная. Губы дрожат, не слушаются, скорее всего из–за препаратов, которыми нашпиговывают эту бесполезную оболочку, почти лишенную даже животного сознания.
Желание убивать всколыхнулось стремительно, не оставив ни малейшего шанса. С момента интеграции, конфликтов Истинного сознания с копиром не было, а тут накатило так, что даже Каркас зазвенел. Петр остановился, словно споткнувшись, заставляя себя провалиться в короткий транс. Время расслоилось. Оставалось лишь благодарить Вселенную, что от его возможностей в этой примитивной оболочке осталось хоть это. Внутреннее время поддавалось коррекции неохотно, но Ликадо справился с замедлением. Рискованно, очень рискованно, не факт, что оболочка готова. Не факт, что эта оболочка вообще будет когда-нибудь готова к такому! Каркас уже не звенел, он визжал, но пока держался. Сила текла, обволакивая переплетение защиты, стремясь прорваться и вынуждая Истинное сознание погружаться все глубже, отводя потоки энергии и пытаясь избежать разоблачения. Его долг Служение. Служение не закончено. Цена не важна. Глубже, еще глубже, блокируя Потомка в оболочке.
– Вам нехорошо? Я вас видел в институте, хотите я сбегаю? – Сомов теребил за рукав испуганно и бездумно. Это не могло помочь даже если бы на самом деле плохо стало просто человеку, но эта простая мысль неожиданно помогла вернуть себе контроль.
– Не, все нормально. Бывает. Последствие травмы, присесть надо.
– Пойдемте, я тут, рядом сижу. – Максим совершенно детским движением, пальцем, показал на свой столик.
«Не было бы счастья…»
Петр поёжился. Помимо слабости к воде, он стал замечать и другие. Слишком много появилось человеческих оборотов в речи, аналогов которых не было в Истинном сознании. Не для Служения, для себя. Оборотов, от которых становилось хорошо так же, как и от воды. И понятно. Но самое неприятное, что ругаться стало тоже слабостью. Эмоции этой оболочки, чужие для Истинного Потомка, неприемлемые для Служителя – вот она самая главная слабость. Зияющая брешь. Как будто, пока истинное сознание интегрировало копир, тот, в свою очередь, то же интегрировался. И это абсолютно невозможно!
– С вами точно все хорошо будет?
– Точно, – Пётр постарался улыбнуться. Полезный навык. Социальный.
