своем доме в пригороде Портленда, редко принимала гостей и еще реже сама куда-то выбиралась. Когда я была маленькой, мы здорово ладили, но как известно, старость на всех накладывает свой отпечаток. Она как бы помечает человека, как черная метка, тем самым давая остальным увидеть, кто в скором времени примет объятия смерти.
Если это так, то бабушку она явно пометила лучше остальных.
Моя бабушка – Аврора Роуз Онрат – была знаменитой писательницей. Она была фантастом и придумала восхитительные истории. Как сейчас помню – каждый раз, как меня оставляли родители у нее в гостях, она рассказывала такую сказку, которой я ни разу еще не слышала. А почему? Потому что придумывала ее в сам момент рассказа. И каждая ее сказка или история была удивительнее предыдущей. Я могла слушать их часами напролет. Бабушка никогда не повторялась, никогда не рассказывала скучных сюжетов. Она умела заинтересоваться меня – и судя по ее успеху, не только меня, но и многих своих читателей.
Я слышала и о гоблинах, которые в бабушкиных историях представлялись не злыми троллями, а прекрасными существами с розовой кожей и ранимыми чувствами. Я слушала и про фей, которые в отличии от обычного фольклора, у бабушки были с зубками и зачастую выступали не на стороне добра. Ее истории многим отличались по своей составлявшей от тех, какие я обычно могла найти в детских книжках. Она переиначивала их на свой лад, представляла по-своему, и этим заинтересовывала.
На момент ее смерти у бабушки было 120 опубликованных книг, а какой у каждой был тираж – и не сосчитать. Однако, по одной из каждого тиража бабушка покупала и хранила у себя в шкафу. Ровно 120 книг.
Могло быть больше, но бабушка перестала писать задолго до своей смерти.
В 56 лет (четырнадцать лет назад) бабушка навернулась с лестнице на своей же веранде и многочисленные осложнения, а так же сотрясение, повлекли в конечном итоге за собой впадение в летаргический сон. Она пробыла там чуть больше недели, но вскоре стало понятно, что наша бабушка осталась там навсегда.
Та, кто вернулась – была уже совершенно другая женщина. И нет, речь не идет о чем-то сверхъестественном. По факту, конечно же, это был тот же самый человек – если судить сухими фактами. После того, как бабушка оклемалась (если это так можно назвать), всем стало уже совершенно очевидно, что она стала другой. Она перестала смеяться, постоянно ходила задумчивая. Она совершенно перестала писать книги, и зачастую несла какую-то околесицу. Мама предполагала, что в таком возрасте подобная травма оказала на нее не лучший эффект.
В общем, бабушка заметно сдала. Перестала быть общительной, постоянно была в себе, перестала зазывать в гости. А даже если я порой заглядывала к ней без приглашения – уже не стремилась рассказать мне новые истории, которые я была готова слушать в любом возрасте. Она больше не готовила. Не смеялась.
И со временем становилось только хуже.
Мама пару раз порывалась сдать ее в дом престарелых (где за ней будет тот уход, который не можем оказать мы, как она говорила) – но отец (который и был сыном бабушки) категорически отказывался. Потому она продолжала жить в своем домике у озера, и лучше ей не становилось.
В последние три года до своей смерти она совершенно тронулась рассудком, маме с отцом приходилось постоянно за ней ухаживать, кому-то быть подле нее, и при этом бабушка принимала заботу далеко не с благодарностью. Она была странной.
Странной она и умерла. Так, кстати, толком и не понятно отчего. Просто ночью перестала дышать, хотя днем еще была совершенно в порядке. Сердце, как сказали медики. Легкая быстрая смерть – по крайней мере они заверили, что она умерла, так и не проснувшись.
Похороны, панихида, все дела.
Все мы искренне старались выдавить из себя слезы, но не выходило. Даже у отца. Бабушка правда была отличной до того случая, но с тех пор прошло целых четырнадцать лет, когда она вела себя совсем не вразумительно, и за это время может устать любой, даже самый идеальный человек. Нам было жаль, но мы, наконец, могли спокойно вздохнуть.
По крайней мере, мы достойно позволили ей завершить свой путь. Я тоже была против дома престарелых и свои дни и годы бабушка провела в том доме, который еще в 30 они вместе с дедушкой купили на ее первые гонорары. Если верить папе, тогда она только взошла звездой на небе книжного ремесла.
Дом отличный, ничего не сказать. Два этажа, веранда, лоджия с видом на маленькое озеро, уютный. Бабушкин кабинет, две спальни, гостиная. Бабушка искренне верила, что однажды мы переберемся сюда, но после ее смерти родители единогласно решили его продать.
Слишком много тяжелых воспоминаний было с ним связано, да и мама была городская. Она не хотела переезжать в пригород. А на вырученные деньги они с отцом собирались сделать ремонт в нашем домике.
Я была против, но кто стал бы меня слушать?
– Ты уже не маленькая девочка, Атиль
