суди его так строго. Когда ты появился на свет, он держал тебя на руках бережно, как хрупкий хрустальный сосуд, очень боялся тебя уронить. Он был таким милым с тобой. Ты этого не можешь помнить, а я не забыла.
– Приятно было бы вспомнить хорошее. Но я ничего такого не припомню.
– Так будет не всегда.
– Мне не нравится, что ты там постоянно наедине с ним, что рядом никого нет. – Он с трудом подбирал правильные слова, чтобы в точности выразить то, что чувствовал. – Мне от этого неспокойно.
– Не стоит волноваться.
– Быть может, для сына единственный способ покинуть родной дом – это забыть его напрочь.
– Надеюсь, что так не будет.
– Мне там не рады. Ты это знаешь.
– Ты можешь приехать домой в любое время.
– Я не стал бы обрекать тебя на такое. Когда я там, он превращается в зверя.
– Ему приходится трудно. Он не понимает того, чем ты занимаешься. Считает это легкомысленным.
– Еще бы. Он грузит в печь песок, чтобы получить стекло, гнет спину, разливая эту лаву по формам. А дальше ее еще и нарезать надо. Однажды на его глазах человек остался без руки.
– Помню, – кивнула Розария.
– У него опасная работа, которая требует полного внимания. Он ее выполняет уже больше двадцати лет и весь уже, должно быть, закостенел и внутри, и снаружи от этой бесконечной рутины. Естественно, после такого ему кажется, что любой, кто не вкалывает как каторжный, до кровавых мозолей, и не трудится вовсе. Но в моем случае он ошибается. То, чем занимаюсь я, не так уж просто, и не каждый способен на такое.
– Я знаю, – сказала Розария.
– На самом деле я вовсе не люблю стоять перед зрителями.
– Я думала, что ты уже привык.
– Не привык. Иногда меня прямо трясет от нервов. И мне становится дурно.
– Дурно? – Розария озабоченно наклонилась к нему.
– Это называется «боязнь сцены». Порой меня рвет, а иной раз поднимается такой жар, что мне кажется, будто я вот-вот потеряю сознание.
– Что ж, многое поставлено на карту, – сказала Розария. – Да еще и высокая конкуренция.
– Одни ребята выпивают, чтобы набраться храбрости перед выходом на сцену. Другие курят. К нашим услугам богатый выбор пороков, чтобы отогнать страх или хотя бы притупить его. Но сам я просто вспоминаю заводской конвейер, и это дает мне силы продолжать. Я не хочу туда возвращаться. Не потому что это недостойное меня занятие, а потому что я для него не подходил.
– Я пыталась объяснить это твоему отцу.
– Па никогда этого не понимал. Он считал, что все очень просто. Ведь от меня требовалось всего лишь стоять у конвейера, безошибочно проделывать назначенную операцию и отправлять автомобиль к следующему рабочему. Но все куда сложнее. Мне надо было еще и оставаться тем же самым, постоянным, без отличий, изменений и отклонений, день ото дня, неделя за неделей.
– Такое подходит не каждому.
– Я видел