дрянь! – кинула она ему, – Дотерпел бы до ближайшей заправки!
Веки снова опустились на глаза. Лили сощурила нос, выражая своё неудовольствие, и быстро утонула в пелене сна.
– Мам, ты в порядке?
Девочка стояла напротив больничной койки. Пищали медицинские аппараты. Никогда не ясно, что означают эти звуки, но, даже если они сообщают что-то хорошее, атмосферу создают неприятнейшую. Лили держала за руку женщину. Хотя, если честно, она очень сильно напоминала труп.
*Как выглядела женщина:
Кожа была местами бледная, а местами – уже почерневшая. Сине-чёрные покровы губ, бескровные, уже не шевелились долгое время. Конечности были тонкими, измученными костями, обтянутыми отмирающей кожей.*
Если человек так выглядит, он и сам знает, к чему всё идёт. Даже если он себя не видел. Он просто знает это.
Он сам уже – отмершая клетка многотонного организма.
Общества.
Ведь шелушащаяся кожа не сходит мгновенно. Она какое-то время остаётся на поверхности. Но, согласитесь, только портит внешний вид. И вы сами стараетесь её чем-нибудь снять. Иначе – зачем вам всевозможные скрабы, щётки и тому подобное?
Только вот для отмирающих клеток общества щёток, масок и скрабов пока не придумали.
Лили прижала тонкую кисть матери к своей щеке. Она не ждала ответ на свой вопрос. Это был элемент заботы. Дочь прекрасно понимала, что мама не способно сейчас что-либо говорить или слышать.
Не способна сейчас ни на что.
Уже никогда не будет способна.
Напротив, на такой же койке, окружённой целым отрядом пищащих аппаратов, лежал ребёнок. Брат Лили. Она неспешно положила руку матери на кровать, осторожно и медленно, как ставят на дальнюю полку самый дорогой сервиз. Шаг, второй, третий. Каждый – медленнее предыдущего. Смотреть на брата было ещё труднее. Он был прозрачный. Сосуды паутиной растянулись по всему телу. Кожи словно и не было. Вместо неё – тонкий одноразовый полиэтиленовый пакет. На взрослой кровати он казался ещё меньше, чем был на самом деле.
Слёзы навернулись на глаза. В палате всё размылось. Она села на кровать братика и наклонилась низко-низко к его голове:
– Я обязательно отвезу тебя на море, – она сняла со своего запястья серебряные часы. На руке остались розовые следы, – Эти теперь твои, чтобы ты помнил, что я всё время была и буду с тобой. Даже если не рядом.
Она застегнула ремешок так, чтобы диаметр был наименьший, но рука мальчика всё равно была слишком тонкой, чтобы подарок удержался на ней. Лили приподняла край подушки и достала оттуда часы с тёмно-коричневым кожаным ремешком:
– Я обещала отвезти тебя на море. И отвезу, во что бы то ни стало…
Лили погладила лысую голову брата, оттёрла скатившиеся слёзы на щеках:
– Помнишь, когда я тебе их подарила, ты сказал, что будешь теперь с ними всегда?
Она
