и прижал её к себе сильнее, так, будто хотел переломать её, скрутить, как гибкий стебель, впечатать в собственное тело.
Потянув за волосы, Дориан заставил Кору запрокинуть голову назад, прильнув к её груди, с жадностью втянул в себя мокрую кожу. Прикосновение было обжигающим, почти болезненным, но зато без остатка выгоняющим холод из её тела.
От этих жалящих поцелуев наверняка останутся следы, которые придётся закрывать свитером с длинной горловиной или шарфиками. Вот чёрт! Что они творят? Что она ему позволяет?
– Остановись, – её ладони упёрлись Дориану в плечи, выставляя дистанцию. – Хватит!
Кора была готова к тому, что так просто он не остановится, но… не понятно, к облегчению или разочарованию, Дориан тут же прервал поцелуй.
Он тяжело дышал, как после забега, когда, прислонившись лбом к её лбу, прошептал: «Прости».
Кора поняла, что всё-таки к облегчению. То, с какой чуткостью Дориан откликнулся на перемену в её настроении подкупало. Кору всегда раздражал показной мачизм, когда мужчина демонстрировал своё намерение ломать об колено и строить под себя. Ей больше по вкусу было, когда с её желаниями и потребностями считались.
– За что простить?
Его руки, коснувшись её плеч, задержались на них, поддерживая и отстраняя:
– Поцелуи – это вовсе не то, в чём ты сейчас нуждаешься.
Она вовсе не была в этом уверена. Поцелуи вернули её к жизни, заставив не думать о ночи и жутком пробуждении. Пусть на несколько минут, но она не думала ни о чём, кроме Дориана. За это время ужас словно бы стал и не таким ужасным.
– Тебе нужно в тепло и переодеться.
Подушечки его пальцев, с нежность очертившие линию её скул, пробежавшись по щеке вызвали появление приятной щекотки на её шею, расслабляющей, понуждающей закрыть глаза и позволить ему мягко обнять её вновь, с ласковой нежностью, обволакивающей будто шёлком.
– Идём в дом, Корнелия.
Он взял её за руку и повлёк за собой. Кора покорно пошла.
Тьма внутри дома было обычной – чёрной, а не ртутно-бело-колдовской, как за порогом. В глубине его, в самом центре, красным цветком расцветало пламя в камине, перламутрово переливаясь всеми оттенками жёлтого и красного.
– Идите сюда, к камину ближе, вы же совсем закоченели.
Он рывком сорвал с себя мокрую рубашку, обнажая торс. Взгляд Корнелии невольно задержался на упругих, играющих мышцах, на широких плечах и узких ягодицах, плотно обтянутых влажной тканью брюк.
– Вам тоже нужно немедленно переодеться, если не хотите подхватить пневмонию.
– Боюсь, у вас не найдётся одежды моего размера.
– Любая из моих рубашек сослужит вам службу, превратившись в нечто вроде сорочки. Держите! Вот полотенце.
Сам он, не откладывая дело в дальний ящик, принялся интенсивно растираться.
Хорошо,
