изумился, но виду не подал.
– Почему? – спросил он. – Почему ты не хочешь быть царем?
Афоня помедлил, собираясь с мыслями.
– Как тебе объяснить, все мои предки были царскими советниками. И я тоже царский советник. Не хотелось бы нарушать традиции.
– Что же ты хочешь?
Дьяк смущенно улыбнулся, оглянулся по сторонам и прошептал:
– Хочу быть злодеем.
– Кем?! – переспросил Гораций.
Дьяк, как красна девица, залился пунцовой краской.
– Понимаешь, мы царские советники отличались особым коварством, мастерством по части интриг и злодейству.
Гораций участливо закивал мордой.
– Понимаю, понимаю, надо держать марку.
Афоня вытянулся во весь свой рост, словно статуя на пощаде.
– Я должен оставить своим потомка хорошую славу… тьфу, что я говорю, я должен оставить своим потомкам дурную славу.
«Идиот», – процедил сквозь зубы Гораций, а вслух сказал:
– Вот и прославишься, – заверил его конь.
Афоня задрожал, растрогался; одна единственная, но большая слеза выкатилась из его глаза и повисла на кончике длинного носа.
– Вот и славно, поднимай тревогу во дворце. Пусть кто-нибудь их охраны убедиться, что коней нет в конюшне. Мы с тобой пойдем, заберем лошадей из-за городской стены, пока их на самом деле не украли.
Дьяк стал радостно собирать, однако Гораций его приостановил. Он внимательно посмотрел на лицо царского советника.
– Есть только один нюанс, – сказал он. – Ты как бы должен будешь биться с ворами, чтобы отнять коней.
– Ну и что не так?
– Надо что бы тебе поверили.
– Говорю я очень убедительно.
Гораций покачал головой.
– Нет, одних слов здесь мало, нужен еще и внешний вид.
– Как же его создать?!
– А вот как! – с этими словами конь саданул копытом прямо по физиономии дьяка. Тот прокрутился три раза вокруг своей оси, ойкнул и упал на пол без сознания.
Гораций фыркнул.
– Кажется, я переборщил.
Конь нагнулся к дьяку и убедился, что тот дышит. Поднимая голову, Гораций заметил за окном чей-то озорной взгляд. Полный дурных предчувствий, конь подскочил к окну и ударом копыта распахнул ставни и вгляделся в утренний пейзаж спящего города.
Над лукообразными крышами домов небо становилось светлее, звезды исчезали, ночная темнота переходила в предрассветные сумерки. Снаружи никого не было.
4. Утро в Китеж-граде
Шепот влюблённых – томный и страстный, как молитва, – ветерком нежности разносился в царском саду. Белые колонны беседки были увиты плющом. Аромат роз растворялся в воздухе. Из беседки влюбленным была видна панорама безмятежно спящего города, досматривающего последние сны перед пробуждением.
Небо над золотыми куполами церквей становилось все светлее и светлее.
