в открытом море, когда берег за кормой превратился в покрытую дымкой, еле заметную полоску, Юлия Иннокентьевна закрепила штурвал и занялась своим спутником. Отыскав медицинскую аптечку, она смыла подтёки крови обработала антисептическим раствором края раны, обколола её новокаином и, покрыв какой-то жёлто-зелёной мазью плотный ватный набалдашник на конце тонкого, длинного шпунта, медленно прогнала его от входного отверстия до выходного и обратно.
– Внутренние органы не повреждены, – сказала она, ободряюще глядя на пациента. – Судя по всему, пуля прошла по касательной. Несомненно, задеты мышечные ткани. Но ничего страшного, жить будете.
Наложив марлевые салфетки, она закрепила их лейкопластырем и ловко забинтовала, после чего сделала инъекцию антибиотика.
– Это для того, чтобы подавить находящуюся в ране инфекцию, – пояснила она, складывая медицинские инструменты в прямоугольную металлическую чашу. – Я сомневаюсь, что пуля была стерильна. Вероятно, из обоих отверстий будут некоторые выделения в виде сукровицы или… Не пугайтесь, со временем это пройдёт.
– Спасибо, – Костя благодарно улыбнулся, сожалея, что операция быстро закончилось: прикосновения пальчиков «эскулапа» были весьма приятны. – Вам бы хирургом работать.
– Не стоит. Когда-то я прошла один курс медучилища. И вот – пригодилось, – она сделала паузу, после чего продолжила: – Я ведь не всегда была племянницей миллиардера, я имею в виду – признанной племянницей. Довелось и нужду терпеть и другого лиха испробовать. В то время я хотела стать врачом, но средств у нашей семьи хватало только на упомянутое училище. Лишь когда мои родители, совсем ещё молодые, умерли, дядя забрал меня к себе и взялся за моё воспитание.
Юлия Иннокентьевна подошла к штурвалу и сверила курс яхты с компасом.
– Вы вот удивляетесь моим словесным вывертам, – она взглянула на своего спутника, словно проверяя, слушает ли он её. – А чему удивляться? Думаете, среди кого я росла? Среди обычных детей, отпрысков конторщиков, слесарей и кухарок! И училась в обычной школе, где уровень преподавания русского языка и литературы был в разы ниже, чем в середине прошлого века, когда в общеобразовательной школе – городской и сельской – даже иностранную литературу изучали. Подружками же моими были девчонки, которых воспитала улица.
– А ваш дядя, Бронислав Арнольдович? Разве он вам не помогал? При его богатстве это были бы крохи.
– Мой отец не взял бы у своего старшего брата ни копейки. Они с детства всё делили что-то между собой, всё выясняли, кто из них правее, и в итоге стали чужими, даже враждебно настроенными людьми.
– И, несмотря на это, дядя взял вас к себе.
– Да, он принял меня, как родную дочь.
– А его дети?
– У него нет детей. Мой дядя – старый холостяк.
– Куда мы направляемся? – спросил Костя, наблюдая за волнами, разрезаемыми
