Элхадж торопливо нащупывает связующую его и Шейниру нить, – я не уйду. Ты уйдешь, предатель.
– Не делай этого, – умоляюще шелестит старик, – неужели ты так ничего и не понял?..
Он проснулся с воплем, сел, и долго не мог успокоить неистово колотящиеся сердца. Затем вспомнил про элеана, про давешний ужин и священную траву Санаула. В голове бухала молотком неприятная, тянущая боль.
– Пусть я провалюсь в царство Шейниры прямо здесь и сейчас! – синх поспешно надавил на виски, верное средство от овладевшего им недуга. Затем огляделся: элеана и след простыл, и, судя по искрящемуся на солнце снегу, время катилось к полудню. Элхадж тихо выругался. Странный элеан, странное питье… Странный, в конце концов, сон, и этот старик, Отступник, и третий глаз Шейниры…
«Да что за чепуха? Нет у нее третьего глаза, не-ту! Меньше отваров из священной травки надо пить, еще не такое приснится!»
Элхадж разозлился на себя. Как же он так просто дал себя провести? И что бы сказал метхе Саон?
«Дурак ты, дурак», – он выбрался из свертка, который соорудил вечером из одеяла, пальцы случайно наткнулись на маленькую коробочку. Было похоже на то, что элеан «случайно забыл» рядом со спящим синхом свое огниво. Тут же, рядышком, спокойно дожидался нового хозяина сверток с лепешками и сушеными яблоками…
Синх так и уселся на снегу, мучительно соображая, что же делать дальше. Все происшедшее с ним казалось загадочным. Может, кто-нибудь ждет от молодого Элхаджа вполне определенных действий? Но кто? Да и кто мог знать о существовании молодого и ничем не приметного синха?
Он задумчиво сжевал одну лепешку. Запивать было нечем, поэтому взял на язык немного снега.
«Третий глаз Шейниры… Хм… Метхе Саон никогда не говорил о нем. Да и чепуха все это!»
И тут же вспомнил слова того же старого Саона – смертным не суждено познать богов до конца, иначе сами смертные стали бы богами.
– Ну и ладно, – пробурчал синх, поднимаясь, – поглядим, что дальше-то будет.
Ощущение, что элеан никуда не улетел, а наблюдает из-за заснеженных ветвей, никак не желало убираться восвояси.
… К вечеру Элхадж неожиданно выбрался на открытую равнину, где между белым покрывалом зимы и мутным сумеречным небом застыл высоченный частокол. Из-за отесанных и плотно пригнанных друг к другу бревен выглядывали макушки теремов, к небу тянулись столбики дыма, доносился звонкий собачий лай. Синх постоял-постоял, глядя на город ийлуров, и повернул обратно в лес. Ведь глупо идти через открытое пространство, когда зоркие глаза караульных великолепно видят в сумерках; и Элхадж решил дождаться ночи, чтобы незаметно обогнуть город и двинуться дальше.
Он даже не стал разжигать огня, забрался под шатер еловых ветвей и устроился в этом подобии шалаша. Чтобы скоротать время, синх снова развернул еду, съел еще кусок лепешки, с наслаждением разгрыз сладкое яблоко.
«И все-таки, странный это был элеан. Что ему нужно, хотелось бы знать».
