проходя через деревню в прошлый раз, тот спросил у нее воды.
Леон прибавил шагу и догнал Линдора.
– Что это за Железный Зверь, как полагаешь?
Линдор долго молчал, размышляя.
– Дойдем – увидим.
– А если он убежал? Ищи его… И старики с нами…
Линдор пожал плечами – выпуклые мышцы плавно перекатились под бронзовой кожей. С такой грудной клеткой из него мог бы получиться не шептун, а прекрасный стрелок, – мужчина в самом расцвете. Неудивительно, что Филиса согласна пойти к нему второй женой. Мало ему одной…
Леон отстал. От скуки он начал размышлять о том, почему так бывает: Трескучий лес – это одно, а Криволесье – это совсем другое. Те же деревья, да растут по-разному, свеклобабов и молочных лиан в Трескучем лесу куда меньше, чем в Криволесье, зато кость-деревьев намного больше, сладкие грибы из Криволесья имеют свой привкус – на любителя, – правда, и там, и там бабочки поют одинаково, всюду мир и изобильное благополучие. Младенец не погибнет в лесу…
– Постой!
Леон вздрогнул. Умнейший догнал, тяжело дыша, отирая со лба пот рукавом хитона – старику было тяжко поспевать за охотниками. От Париса он все же как-то избавился – тот шествовал сторонкой, и Леон чувствовал на себе его завистливый взгляд.
– Скажи-ка мне, этот ваш Фавоний… он здоровый? Не заговаривается, во сне не ходит?
– Н-нет… А что?
– А как насчет Тихой Радости? Не злоупотребляет?
– Н-нет. Только по праздникам.
– Этого я и боялся… – Умнейший заметно помрачнел. – Далеко еще идти?
– Рядом уже. Вон пригорок, за ним еще один, а за ним…
Перевалили через пригорок, стали подниматься на следующий.
– Стой! – скомандовал Линдор. – Слышите?
Что-то было не так, Леон сразу это почувствовал, лишь только охотники замерли, настороженно прислушиваясь к хрупкому лесному молчанию. Что-то изменилось – неназойливо, почти неуловимо. Не то чтобы почуялась опасность, нет, – наоборот, казалось, что не хватает чего-то важного, и Леон тщетно пытался понять чего. Легонько кольнула зависть: чутью Линдора все давно привыкли доверять беспрекословно. Сильный шептун, быть ему к старости учителем, коли дозволит Хранительница.
– Бабочки не поют, – сказал один охотник.
– И это тоже… Парис, ты что-нибудь слышишь?
Парис весь покрылся морщинами, тер виски.
– Никого тут нет. Ни одного существа. Бр-р… Драконий хвост! – не нравится мне это…
До Круглой пустоши шли молча, след в след. Умнейшего вперед деликатно не пустили: старик хоть и привык ходить, а все же не охотник, шаг не тот… Не кружили над кронами птицы, не колыхались ветви, и не шелестели листья на деревьях, слизнивцы и те не попадались на глаза. Небывалая тишина висела над лесом.
