ответила Северова. – Нас выкуривают. Государственному издательству пришёл конец. Кто бы мог подумать?.. Вдруг объявились ушлые люди, показали директору какие-то бумаги, и вот устраиваются. Поразительно то, что это не волнует городские власти. Наше начальство звонит то в милицию, то в администрацию района или города – бесполезно, никто нас не жалеет и не защищает. Часть редакторов уволилась, я ещё держусь. Что дальше будет, не знаю.
– Папки-то куда уносят?
– На уничтожение. Отвезут в какую-нибудь кочегарку и бросят в топку. Это старые рукописи, отвергнутые издательством. Мы не успели их разослать. Некоторые авторы давно о себе не напоминают, возможно, умерли. У нас отвергнутые рукописи ещё полежали бы неопределённое время, а новые хозяева хранить их не собираются.
– А если авторы объявятся, или их родственники потребуют вернуть рукописи?
– Этого обстоятельства частники не учитывают. За дела государственных издателей они не отвечают; думаю, такое объяснение у них наготове. Рукописи, принятые к печати, пока остаются в архиве. Возможно, будут изданы.
– Может, мне лучше забрать роман? – спросил Чугунов.
– Давайте подождём. Вдруг напечатают? Всё же рукопись подготовлена, отредактирована. Я послежу за её сохранностью. В случае чего сама отошлю. Извините, что пришлось вас огорчить. Понимаю, как вам досадно.
– Вы тут не при чём, – сказал Андрей Иванович. – Я всё понимаю. Мне пора. Надо ещё кое-что сделать. Благодарю за содействие и сочувствие. Желаю всего доброго.
6
Он думал зайти в журнал «Наш современник», планировавший напечатать его рассказы, и уже повернул туда, но почувствовал, что на сегодня очень утомился и переполнился тревожными впечатлениями. Отдохнуть, переночевать Андрею Ивановичу можно было у сватов Шитиковых, родителей бывшей жены сына. Он позвонил им из таксофона, ответа не дождался, но спустился в метро и поехал к сватам в отдалённый район Москвы, названный Водным стадионом, по дороге прикидывая, что, пока доедет, кто-нибудь из Шитиковых вернётся с работы.
На звонок в дверь они не откликнулись. Никто ещё не вернулся. Погревшись в подъезде, Андрей Иванович ушёл «тянуть время» в безлюдный скверик, затерявшийся между высотных домов. Короткий зимний день был на исходе. В окнах зажигались огни. Мороз покрепчал, но ветер сквозь кусты и деревья в сквер не пробивался, и казалось, что на улице не очень холодно, терпеть можно. Чугунову хотелось присесть на скамейку, ноги устали, но он, боясь сидя застудиться, бродил по слабо заснеженным аллеям, пристукивая ногой об ногу и помахивая руками для сохранения тепла, размышляя о том, как станет говорить с Шитиковыми спустя уже немалое время после развода Алексея с их дочерью. Когда морозец проник в меховые ботинки и куснул пальцы ног, Чугунов вернулся в подъезд и поднялся в лифте. Бывшая жена Алексея запаздывала, но сваты
