подают его столько, сколько спросишь.
Эх, пивка бы сейчас… Нешто моргнуть Тунгусу?
Индира, старательно вписываясь в шкурку серой мышки, устраивается прямо напротив затюканных малолеток, по случаю угодивших в свидетели. Подавляет в себе порыв по обыкновению своему задрать ноги на стол, а напротив – скромно сдвигает коленочки, обтянутые грубыми серыми колготками. Ни дать ни взять – библиотекарша, почитательница Саши Черного и Михайля Семенко. Даже синие свои глазищи предусмотрительно упрятала под простые, чуть затемненные очки. А вот где она ухитрилась раздобыть такое платье и такие туфли, тайна сия велика есть. Оказывается, без косметики и ярких шмоток никакая она не кобра в женском обличье, а вполне ординарная дурнушка. Бледная, худая, нос торчит клювом…
Любопытно, удержится ли она от сигаретки?
Убитый трассер лежит в десяти шагах от выхода. Выстрелом в упор он опрокинут на спину, но умер, как видно, не сразу: руки подобраны к шее, лицо слегка искажено, глаза открыты. Запястья и шея утыканы иголочками – поработали медики из клиники Островерхова, чтобы затормозить процессы распада. Неужели есть надежда вернуть его к жизни? Судя по озабоченным лицам троих девиц в белых комбинезонах – весьма незначительная.
А вот и его убийца. Если Индира в меру своих способностей притворяется серой мышкой, то этот вполне бы сошел за помойного кота. Даже по нынешней всеобщей нищете нужно с большим пренебрежением относиться к мнению окружающих, чтобы появляться на улице в таком рванье. Одна шляпа чего стоит… Дабы очутиться там, где его настиг карающий выстрел второго трассера, он должен был перепрыгнуть через поверженного Гафиева и зачем-то рвануть в темный закуток, где лишь столик с двумя креслами и приоткрытым кейсом – и никакого намека на возможность уйти. Тупик. Что ему там понадобилось?
Вокруг покойников неторопливо, деловито циркулируют эксперты, которым обычно перепадает черновая работа. Возглавляет их лично господин Майстренко. Разговоры негромки и чужому уху непонятны. Сполоха я не вижу.
Зато вижу здоровенного малого с простым, почти детским лицом, на котором яркими красками нарисовано отчаяние. Это, похоже, и есть виновник торжества. Гафиевский напарник. Он сидит в сторонке, умостив тяжелые руки на коленях, и мерно покачивает круглой, коротко стриженной головой. Отчего-то на нем защитный панцирь, верхней кромкой упирающийся в подбородок – чтобы злоумышленнику не добраться до горла, а защитный же шлем с пуленепробиваемым и газонепроницаемым забралом лежит здесь же, на столике. Полная боевая выкладка… Я направляюсь к парню. И сей же час рядом вырастает усатый невысокий трассер с нашивками главного инспектора.
– Вы кто? – спрашивает он ревниво.
Мне снова приходится лезть за карточкой.
– Главный инспектор патрульной службы Спешнев, – усатый демонстрирует свою карточку. – Говорить
