мной всё в порядке, – прогундосила она из-под стручка, без жестикуляции слова различались с трудом. – Только встать не могу… придавило…
Минотавр ухватился за стручок и рывком водрузил его на свободное плечо. На поверку он оказался не тяжелее спящей, но в общем вес получился достаточным, чтобы на мгновение ощутить в коленях слабость. Нить, почувствовав это, тут же оказалась на ногах, подскочила к Минотавру, обхватила его за талию, дернула, пытаясь приподнять. Несмотря на столь слабое усилие – а что еще ожидать от отпрыска? – Минотавр вдруг понял: ему по силам не только удерживать взятую ношу, но и сделать шаг, за ним второй, и далее – по проходу между гамаками к распахнутой диафрагме люка.
– Вот и славно, – сказал он и пошел за Нитью. Она вприпрыжку неслась прочь из отсека, словно забыла о Минотавре.
Книга IV. Лапута
1. Тритон
«Тритон», похожий на неповоротливую болотную ящерицу, скорее всего именно по этой причине и получивший подобное прозвище взамен конструкторского буквенно-цифрового сочетания, не мог тягаться с перехватчиком класса «гидра». Ни в скорости, ни в маневренности, ни даже в умении того, кто им управлял. За консолью «тритона» расположился Минотавр, если до гибели имевший навыки высшего космического пилотажа, то после Феодоровского процесса их утративший. Краткий курс астероидного рудоеда ничем помочь не мог. «Гидрой», хоть и дистанционно, управлял специалист Санаториума, натренированный на перехваты, не раз их проводивший. Вряд ли Минотавр – первый, кому удалось угнать подобную посудину.
Но единственное, чего не знала «гидра», а вернее – ее пилот, это то, что целью воскрешенного, столь грубо пренебрегшего правилами постфеодоровской реабилитации, запрещающими покидать Санаториум и предписывающими трудотерапию на отдаленных планетоидах, была отнюдь не Европа, а Венера. Это делало «тритона», обладавшего движителями Кузнеца, идеальным средством для бегства. Главное, что требовалось Минотавру, – достичь скорости зажигания и перейти на крейсерский режим, и никакая «гидра» уже не страшна. Хотя у него всплывала мысль, будто оператор «гидры» догадывается о его истинном намерении, а потому совершает маневры многорукой коллоидной тварью, не давая развить стартовую скорость. Минотавру нужно либо стряхнуть с себя назойливую «гидру», либо привести в негодность, понимая, что нервный контакт пилота и машины при ее гибели или серьезном повреждении вызовет у того болевой шок, способный привести к смерти.
И еще Минотавра беспокоило то, что он не мог визуально ориентироваться в пространстве, по всем направлениям царила беспросветная тьма без единого намека не то что на далекую звезду, но и на родной планетоид, хотя приборы «тритона» говорили, что он в пределах досягаемости. Где бы Минотавр не выбрасывал отростки визуальных приемников, перед ним оказывалась все та же чернота. Словно некто обернул угнанный корабль плотной материей, что, в общем-то, могло оказаться правдой – охранные системы Санаториума
