сжечь, дубьем до смерти забить…
Злят. Одним своим видом.
А за головами «мужей новгородчей», поодаль – оловянь тихих вод озера Ильмень. Безветрие. Мир на облацех и на водах. Благорастворение воздусей, запахи цветов, покой в деревах и травах. Летнее солнышко пригревает. По низменному берегу разбросаны суда новгородские, кое-где горят, и там огонёк пованивает паленой кожей: москвичи побросали снятые с мертвецов кожаные наряды да стёганину, вместо кольчуг надетые, вынули из рук домодельные кривоватые щиты из дерева, обтянутого кожей да тож побросали в костры, разведенные на чужих кораблишках. Мол, такую дрянь даже на продажу не возьмём, руки от скверного товара бесчестье принимать не желают. Вот она, гордыня-то московская! А впрочем, без такового задора ратнику на бою нельзя: не тих должен быть, но яростен, а яростные после сечи мужеством своим величаются…
Рядом – второй воевода, Федор Давыдович Хромой, из старинного рода лучших слуг у престола государей московских.
– Что с ними делать будешь, Данило Дмитрич? Может, лучших – ко великому князю, а прочих, яко бестолочь и нелепицу, погнать мосты править перед ратью нашей, дороги ровнять, сырые низины гатить?
Толково советовал второй воевода. По уму – тако бы и сделать. И советует с вежеством, честью не меряясь, как второй, не яко бы к первенству ревнующий.
Но прислушаться к словам его князь не мог. С души воротило от вида новгородского мужичья. Была ведь у Твери его, города великого, судьба выше нынешней! Что нынче? Во всём с Москвой в согласии, во всём под рукой её тяжелой! Еще чуть-чуть, и поглощена будет Москвою Тверь. Ничего не исправишь, видно, так Бог судил! И он, природный тверской князь из Холмского удела, разве только ночью, отай, оплачет судьбу Твери старой, Твери богатой, Твери среброобильной. Отошла ее древняя слава! Дух от воинства отлетел. А оплакав, честно будет служить Ивану Васильевичу Московскому. Кровь, если надо, прольёт за Ивана Васильевича.
Москва-то не виновата. Москва – такой же город княжий, как и Тверь. Пусть и нет в ней древней красы, зато мощи хватает… да её излиху в московский сосуд налито. Через край та мощь переливается, во все стороны брызжет! Кто тут на престоле? Да свой брат, хоть и сердитый, властный, высокомерный, а всё же Рюрикова рода человек. Тверь с Москвою билась честь по чести, Москва оборола Тверь, но бесчестья в том нет: уступили, сила на силу выйдя, как воины.
А вот хитрые «мужи новгородчи» – те виноваты перед Тверью многажды. Токмо Тверь крылья расправляла, так они живо ей шильце в бок пристраивали. Новгород Твери вечно в спину бил! И кто? Черный люд! Да хотя бы и чадь нарочитая, бояришки – а нет среди них ни князя, ни княжеского порядка, ни власти правильной. Безкняжой город, токмо что богатства не перечесть, сплошь купец на ростовщике сидит, да ростовщик с купцом лобызается, благородства же нет нимало. Зато дерзости сколько!
Святого блаженного мужа тверского, великого князя Михаила Ярославича, всю Русь было под тверскою рукой объединившего, до Москвы, задолго
