любовными романами. Если женщины их любят, значит, это глупо, несерьезно, так ведь?
Гевин хлопал глазами.
– Ты говоришь, как Малколм.
– Я не только красивый, но и умный, приятель. – Мак поставил стакан с кофе и поднялся. – Покажи-ка нам свой гардероб.
Гевин поперхнулся своим кофе.
– Это еще зачем?
– Мы должны выбрать, что тебе надеть сегодня на школьный спектакль.
– Вы что, пришли выбирать мне наряд?!
– И это тоже, – ответил Дэл.
Мак подошел к единственному шкафу напротив ванной и распахнул дверь.
– Грустное зрелище, чувак, – сказал он, перебрав несколько вешалок. – Это все?
– Нет, говнюк. Почти все осталось дома.
– Ну-у, так я работать не могу! Придется пройтись по магазинам.
– Еще не хватало! К черту магазины!
– Вот она, токсичная маскулинность, – хмыкнул Мак.
Дэл вздохнул, как измученный водитель автобуса, которому предстоит еще одна трехчасовая экскурсия.
– А ведь я мог бы остаться дома, в постели с женой…
Мак и Гевин резко развернулись, издав возгласы удивления.
Дэл пожал плечами.
– Она была готова. Пыталась заманить меня обратно в постель…
Мак зажал уши.
– Тс-с, здесь дети!
– Хватит кривляться! – рявкнул Дэл на Мака. – Чем критиковать его гардероб, придумай что-нибудь. И ты. – Он повернулся к Гевину: – Рассказывай.
Гевин оглянулся, будто Дэл обращался к кому-то другому.
– Что рассказывать?
– Что нового ты узнал.
– Узнал?
– Из книги, – сказал Дэл, скрестив руки на груди. – Надеюсь, ты уже начал читать?
Гевин поморщился.
Дэл требовательно смотрел на него. И даже как будто стал выше на несколько дюймов.
– Ты вообще серьезно к этому относишься?
– Ну…
– Мы тебе поверили, приняли в клуб…
– Да вы только в субботу дали мне эту чертову книжку!
– Ну извини, – сказал Дэл. – Мы же не знали, что у тебя есть дела поважнее. Я-то думал, что главное для тебя – спасти брак. – Он провел рукой по волосам и с минуту задумчиво смотрел вдаль. Затем снова взглянул на Гевина. – Сколько ты прочитал?
– Первую главу.
– Боже, – пробормотал Дэл.
– Послушай, Дэл. Честно говоря, я не очень-то понимаю, что в этой книге полезного.
– Потому что не пытаешься понять.
Гевин поплелся к прикроватной тумбочке, чувствуя себя ребенком, которого директор школы только что отчитал за несделанные уроки. Он вытащил из ящика «Разъяренную графиню», или как там ее.
Дэл взял «Графиню» и поднял вверх, как священник, поднимающий Библию, собираясь произнести проповедь.
– Мы неспроста
