была согласна играть вторые роли для того, чтобы попасть на передний план объективов фотокамер ушлых журналистов. «Неблагодарный», – подумала она про себя, а вслух сказала:
– Правда, Беркут, а отчего тебе не сходить со мной к моей маме? Я боюсь, что расплачусь и расстрою ее. А ты сможешь все объяснить более или менее внятно. – Она вздохнула. – Хотя я не знаю, как можно объяснить, что жених бросает свою невесту накануне свадьбы и мчится на край света для того, чтобы обсудить какие-то последние новости в медицине?!
– Я бы так не поступил, – уверенно произнес Беркутов. – Тем более с такой девушкой, как ты!
– Спасибо тебе, Беркуша, – проворковала Виктория, и ее глаза хищно блеснули.
Семейство Райских славилось демократичными взглядами на жизнь. Сам Казимир Антонович происходил из польского панства, а Лизавета Ивановна – из рязанской крестьянской семьи. Хотя тому, кто этого не знал, казалось наоборот. Лизавета Ивановна обращалась со своим мужем, как с холопом, пеняя тому на отсутствие ума. Но на людях она старалась сохранять внешние приличия, всячески демонстрируя только лучшую сторону семейной жизни.
– Ах, – вздыхала она могучей крестьянской грудью, облаченной в цветастый кашемир, – какой гламур! Викуся, доченька, покрутись в своем платьице. Как великолепно сидит, какой отличный мастер этот Тудашкин. Заметьте, господин Беркутов, не у всякой девушки такая великолепная фигура, как у нашей Викочки. Не у всех такие длинные черные локоны, как у гаремных красавиц… А я сегодня как-то наспех оделась, – признавалась она и поправляла на жиденьких рыжих волосиках головной убор в форме причудливой чалмы, украшенный перьями.
Беркутов невольно поморщился. Облезлые перья наводили на мысль, что на балкон хрущевки случайно залетел намыкавшийся по городу павлин, которого Лизавета Ивановна безжалостно ощипала. Казимир Антонович сладко улыбался, гладил руку своей супруги, признавая ее бесспорное лидерство, и пытался тайком опрокинуть рюмку коньяка.
– Не спеши, Казимир, – сурово пеняла ему Лизавета Ивановна, ловя рюмку возле рта мужа.
– Ну как же, дорогая, – оправдывался тот, – сегодня у нас такой праздник. Мы сбагрили, тьфу ты, сплавили, пардон, избавились, – он тяжело вздохнул и почесал затылок. – Мы пристроили сегодня свою единственную дочь в такие хорошие руки!
– Браво, Казимир! – похвалила его Лизавета Ивановна и потерла сухие глаза, – как чувственно…
– Папа, – надула хорошенькие губки Виктория, – ты рад, что от меня избавился?!
– Ты не представляешь как, – вырвалось у отца, но, поймав на себе строгий взгляд жены, он тут же поправился: – Ты не представляешь, как я огорчен, Викуся, что ты больше не станешь требовать у меня шубу из шиншиллы и соболью горжетку, что я больше не стану менять твой старенький «Мерседес» на навороченную тачку, что твоему будущему мужу придется оплачивать твои многочисленные пластические операции…
– У нас, господин Беркутов, все естественное, – выпалила не к
