он не существовал практически, пока рядом был отец. Она действительно любила своего мужа. И действительно могла зачахнуть после его смерти, если бы не Стивенс.
Но от всего этого было только больнее – почему я не вписываюсь в эту счастливую картину?
Людвиг Стивенс не то, чтобы ненавидел моего отца. Он просто ему завидовал, наверное. И не хотел держать рядом ни одного напоминания о том, кто украл у него столько лет рядом с любимой женщиной.
А потому он методично, вещь за вещью избавлялся от того, что ему принадлежало. Вернее, теперь принадлежало мне.
Сначала он продал наш дом в городе – ну зачем нам два дома в самом деле? Это глупо.
Потом загородный дом – мы все равно там не бываем, вы сами сказали, что для вас это больно, слишком много воспоминаний. А если захочется на природу, неужели я не найду куда вас вывести?
Потом отцовскую яхту – на ней никто не ходит, Эления не жалует море, а Элалия слишком мала. Содержать яхту в ожидании ее полного совершеннолетия – это выбрасывать деньги на ветер. Захочет, вырастет – купит себе новую. Я именно об этом и забочусь! Чтобы она могла позволить себе все, что пожелает!
Следом автомобиль – ну тут вообще обсуждать нечего, я вообще был удивлен, что эта рухлядь до сих пор стоит в нашем гараже!
Но и этого ему было мало. Мелочи, памятные вещи… зачем тебе травить этим душу, моя дорогая? Я же знаю, как ты его любила, такое горе…
И в итоге осталась только я.
И, если смотреть правде в глаза, инструмент избавления от последнего раздражающего фактора, я сама вручила ему в руки.
Если бы я задавила в себе горе, обиду и жгучую несправедливость, вполне возможно, со временем мы бы и ужились. Вернее, отчим потерпел бы меня до полного совершеннолетия, а потом мы бы разъехались к взаимному удовольствию и пересекались бы только на обязательных семейных торжествах.
Но я не задавила. Более того, идея устроить псевдосрывы казалась мне тогда воистину гениальной. Они поймут! Они увидят, что мне плохо! Они увидят, услышат меня!..
“Это невозможно! Невозможно! Я изо всех сил забочусь о ней, а что получаю в ответ? Черную неблагодарность!”
И это даже не было абсолютной ложью. Он заботился. Он не обокрал меня в прямом смысле этого слова. Все деньги моего отца, которыми до моего совершеннолетия распоряжалась мать, все деньги, полученные от продажи того, что ему принадлежало, Стивенс инвестировал. И, насколько мне известно, более чем выгодно. Он не только сохранил, он приумножил мое и без того не самое скромное наследство.
Но…
Мне не это было нужно. Мне нужны были те самые глупые, бесполезные, убыточные вещи…
Это мать предпочитала избавляться от горя методом “с глаз долой из сердца вон”. Метод ничем не хуже прочих, но он не для меня. Мне нужен был мой отец, но раз это невозможно – мне нужна была память о нем.
Я запрокинула голову назад, смаргивая слезы. Потом зло захлопнула
