в клочья свистом и ударом бомбы, которая, как мне показалось, рванула где-то прямо над моим затылком. Перекрытия навеса разлетелись в щепки, и охваченная огнём крыша упала прямо на меня. Я успел подумать лишь словами молитвы, которую наизусть знал с детства, – и потерял сознание.
«Веруяй бо в Мя, рекл еси, о Христе мой, жив будет и не узрит смерти во веки…»
Глава 7
Отдельную палату Петру Соколовскому не выделили, свободных помещений не было.
– Мария Ильинична, я бы с радостью отдал вам под такую надобность свой кабинет, если бы он у меня был, – улыбнулся Нил Осипович. – Это госпиталь, место, где люди зачастую тяжело страдают от сильной физической боли. Думаю, что каждый здесь это понимает и относится к этому терпеливо.
– Да, но это один из самых тяжёлых наших раненых. Ему и уход нужен особенный.
– Все, что я могу сделать, это перевести его на койку в четырехместную палату. А о гигиене придётся вам позаботиться, Мария Ильинична, раз уж вы решили взять над ним крыло.
Краска ударила в лицо Машеньке.
– Ничего такого я не решала! Просто… жалко его очень…
– О, жалость – это одно из основополагающих качеств русской женщины, знаете ли!
Нил Осипович сдержал данное обещание, и Петра поместили в маленькую палату, где терпеливо ждали своего выздоровления трое таких же тяжелораненых бойца, как и он. Насчёт таких пациентов в госпитале никто не торопился делать прогнозов. Их жизнь могла прерваться, а зачастую, и прерывалась, в любую минуту.
Машенька заслонила койку, на которой лежал Петр, ширмами; сверху накинула простыню. Вышло неплохое подобие палатки, которая призвана была защищать обгорелое тело от проникновения инфекций. Машенька сама стирала и проглаживала перевязочные бинты Петра, сама же делала ему перевязки. Бинты должны были быть ни слишком сухими, ни слишком мокрыми, – степень необходимой влажности она вскоре научилась определять на ощупь.
Нил Осипович молча и одобрительно наблюдал за ней со стороны.
То, что Петр так быстро пришёл в сознание, кого-то могло обрадовать, но бывалого хирурга насторожило. Этот факт пока не гарантировал, к сожалению, что пациент останется жив. Удивительно, как быстро он очнулся, при степени его ожогов. Единственное, что давало надежду, так это то, что, по оценкам старого врача, пациент до ранения был человеком сильным, крепким и физически хорошо развитым. Оставалось лишь уповать на резервы его молодого, здорового организма. Только вот останется ли в нем воля к жизни, когда он осознает своё новое состояние? Это был большой вопрос, на который у Нила Осиповича не было ответа. Сколько знавал он таких, молодых, крепких и очень впечатлительных офицеров, которые, быстро придя в сознание, потом медленно угасали, не желая жить со своими увечьями.
Машенька,
