свою винтовку, стал осторожно, пробуя ногой склон перед собой, спускаться вниз. Донца он в поводу не вел – Донец шел рядом, у бойца должны быть свободны обе руки на случай чего.
– Отошли.
Казаки отошли, с благоговением наблюдая за священнодействием пластуна – следопыта, который ползал на коленях по каменистой, бесплодной земле, изучая оставленные на ней неизвестными следы.
– Десять человек – объявил он, наконец – в местной обуви. С оружием. Ушли по тропе на север, видимо к селению… Или к оазису.
– А как вы догадались, что с оружием?
Обнаруживший след казак был молодым, и любопытным даже не загорел еще толком – зато обгорел на Солнце уже изрядно. За такой вопрос от урядника можно было и зуботычину получить – но старший урядник Волков обычно либо отвечал, либо награждал спросившего таким взглядом, что разом отпадали все вопросы.
– Когда оружие тащишь – ногу по-иному ставишь. У человека ступня стоит по-другому, оружие то тяжелое.
Подошел хорунжий Скобцов, отряхивая руки о штаны – их старший патруля на сегодня.
– Что?
– Десять человек с оружием. Ушли, видимо к селению.
– Муртазаки? Ваххабиты? Идарат?
– Бес их знает.
Хорунжий посмотрел на часы.
– Давно прошли, как думаешь?
– Часов двенадцать, кубыть, не больше… – с ноткой сомнения в голосе сказал Волков
Скобцов достал из портупеи карту, перегнул ее нужным квадратом вверх, сориентировался по компасу.
– Там у них на пути шестнадцатая застава. Километров тридцать.
Все молчали, ожидая решения
– А до двенадцатой, куда мы идем – двадцать. Если верхи идти, и нигде не стоять – то сегодня к вечеру добегем…
Хорунжий убрал карту обратно, негромко присвистнул – такая у него была привычка.
Племенная территория. Шейх Усман
11 апреля 1949 г.
– Хорунжий Слепцов! Хорунжий Слепцов!
– А? – хорунжий дернулся, возвращаясь из грез о доме, о Доне, о родном хуторе в грязную и беспощадную реальность. А в реальности этой было много чего – была служба, была колонна бронетехники, грохочущая по разбитой в хлам дороге, был открытый сверху десантный отсек. И была пыль – проклятая пыль, не дающая дышать даже сквозь сложенную втрое кашиду7, которую они повязывали не на голову, а на нижнюю часть лица, становясь при этом похожими на бандитов с большой дороги…
– Тебе чего…
Опять Бабицкий… Хохол-казак, хуже этого нет ничего. Да еще молодой только действительную отслужил. Отслужил – и видимо сам вызвался сюда, молодые они такие, лезут везде. Вот его и засунули в эту ближневосточную дыру, где сам хорунжий приканчивал второй год командировки. Черт бы тебя побрал, Бабицкий…
– Господин хорунжий,
кашида – йеменский национальный головной убор, мужской платок
