вот как теперь всё обернулось. Барон ведет войну с Полонским, дочку его испортили, а он, Шандор, только в выигрыше – свои точки налаживает да наркоту толкает, пока те войной заняты. Еще бы Дару забрать, пусть не в жены, жениться он на ней тоже не будет, зачем ему такой позор? А при себе бы держал. Всё равно, куда ей после такого позора податься? В доме отца жить? Так там заклюют. И так ее мачеха не любила, а теперь и повод есть носом ткнуть.
Выпустив струйку дыма, Шандор думал о странностях судьбы. Раньше он был изгоем, и весь его род – другие цыгане – объявил им негласную войну. Видите ли, не чтут они законы предков. Да в гробу он видал эти законы. Сейчас другой век, и он свои законы устанавливает. Зря его барон с его людьми прогнал. Сейчас помог бы ему в войне с Полонским, да и Дару бы защитил. Не допустил бы такого, если бы она его женой была. Но барон хотел по-другому, по правильному. Традиции предков соблюсти. И что в результате?
Теперь оставалось только ждать, когда Полонский наиграется и выгонит девушку. А потом ждать, когда в родном доме ее затыркают так, что она рада будет его предложению. Шандор вспомнил Дару – красивая, глаза ее эти, как у олененка – испуганные. Хотя на самом деле она смелая – вот всё на конях скакала. А он бы ей не разрешал это делать. Все-таки некоторые традиции рода нужно и соблюдать – цыганка дома должна сидеть и мужа слушаться, а не по полям скакать. Доскакалась вот…
Шандору было так обидно, что не он первый с ней был. Хотя он уже давно понял, что ему неважно это. Он давно сам себе поклялся – будет она с ним и, значит, сдержит слово, добьется своего. Шандор повел рукой по отросшим до плеч смоляным курчавым волосам и подмигнул Рому, другу своему, зная, что все будет так, как он хочет.
Глава 4
Утро для Полонского было недобрым. Вчерашний вечер он, уехав из своего коттеджа в Москву, провел в ночном клубе. Ковало не остался с ним, намекнув, что его ждет Ирэн, и Гер отпустил его. Ему было достаточно охраны, которая молчаливой тенью присутствовала при нем. В клубе он был практически до утра, вливая в себя алкоголь и наблюдая за танцующими. Причем все попытки красивых девушек подсесть к нему за столик моментально пресекались, и охрана, видя его настроение, уводила от него красавиц.
Гер и сам не знал, что его так выбило из колеи. Неужели эта цыганская девчонка? Или то, что она всё-таки оказалась девственницей? Или то, что так сопротивлялась, или, возможно, то, что своим сопротивлением взбесила его? Он ведь не бил женщин. А если и бил, то это были в общем-то и не женщины как таковые, а те бой-бабы, ведущие себя как мужики и лезущие в мужские разборки. А здесь он сорвался и бил цыганку, причем понимал, что даже особо не сдерживался. Давно с ним такого не было – злости и потери контроля. Таким он был раньше, когда еще по юности два раза сидел. Вот там, в тюрьме, чтобы отвоевать авторитет, он бил зло и зверел от крови, да и потом, когда утверждал себя в банде. Тогда тоже дрался, зверея. Потом его жизнь стала другой, и у него появились те, кто дрался за него, а он лишь руководил ими.
