стилистам. Но, несмотря на все вышеперечисленное, не чувствовала себя хуже или ниже. Ученики же видели во мне отщепенку, с которой не разговаривали, над которой всегда шутили, которую доставали на контрольных и самостоятельных работах. Потому что перемена – это одно, на ней можно делать все, что угодно. А работа на оценку – другое. И ты, Милка, будь добра – не капризничай, не отворачивайся, а предоставь тетрадь.
Увы, но в такие моменты не было помощи со стороны человека, который должен контролировать работу учеников. Вялые попытки имелись, но не более того. Даже мою мольбу в глазах не замечали, ведь садилась на первую парту перед учительским столом, а самые наглые могли сесть рядом со мной и начать списывать. И спасения не было!
Потом стало еще интереснее. Попросту давали работы, требуя моментального решения. И как мне делать чужие работы, еще и свою успеть? Никак! При этом учителя стали даже из класса выходить, видимо, ожидая, что учащиеся без ее присутствия смогут из учебника списать, но они шли совершенно другим путем. Зачем открывать книгу и вникать в смысл формул, когда можно пристать к одному конкретному человеку?
Отказав впервые, я словно подписала себе приговор – издевательств стало больше, а мои слезы нескончаемым потом текли каждый вечер, стоило только вернуться из всех кружков и обнять бабушку.
На второй разговор с отцом я набиралась сил долго и пошла к нему только тогда, когда к смешкам прибавились еще и толчки в спину. И не важно, иду я просто по коридору или поднимаюсь по ступеням. Могли сделать подножку, ударить, поднимая мои падения на смех.
Выслушали ли меня тогда? Нет! Накричали? Да! Заставили терпеть? Да! Выставили за дверь? Снова да!
Как он тогда сказал? «Я скоро поднимусь выше, и весь город будет у моих ног». Вот только лично мне от этого не было ни тепло, ни жарко. Плохо было сейчас! И, что ужасное, с этим «плохо», мне придется как-то бороться самой.
Идя домой с низко опущенной головой, я впервые поняла, что внутри меня что-то меняется, надрывно щелкает, стирается грань «до» и «после». Уже дома, когда сидела на кухне с чашкой чая в обнимку и смотрела сквозь бабушку, что с тоской сжимала ладонями салфетку, понимала – дальше будет хуже.
Взяв телефон, я позвонила в балетную школу и сказала, что больше не приду. Бабушка ахнула, зажимая рот ладошкой, а мне было… уже все равно. Мне нужна была секция, где научат обороняться, где покажут, как стать сильным и выносливым. Пусть не физически, но морально. Через несколько дней я нашла то, что искала. Кружок по рукопашному бою в старом здании спортивной школы, куда ходят только те, кому действительно интересно. И как я – по необходимости.
Именно в тот момент, будучи маленькой девочкой, прекрасно понимала, что за меня никто и никогда не постоит. Только я сама.
Тренер, как сейчас помню, взрослый мужчина, долгим взглядом рассматривал меня: угловатую, обиженную на весь мир, замученную. Он не стал спрашивать, почему пришла одна,
