отбрасывая в сторону сосновые ветки.
– Признаться, не очень…
Маврикий поморщился от навязчивого запаха, словно пришедшего из детских воспоминаний.
– Тогда отойди в сторону, – приказал Феона, не прерывая работы.
Маврикий тяжело вздохнул, деловито заправил полы однорядки за пояс и принялся помогать наставнику. Работали молча, не испытывая сомнения относительно того, что скрывали в овраге сосновые ветки. На дне ямы находились тела трех совершенно обнаженных мужчин. Двое лежали в неловких позах, уткнувшись лицами в землю, точно их просто свалили сюда, как мешки с гнилым луком, третий распластался на их спинах, разметав по сторонам руки и ноги. Это был крупный пожилой мужчина, с очевидными следами боевого прошлого. У него не хватало двух пальцев на правой руке и одного на левой. Одно ухо было разрублено пополам, а на другом отсутствовала мочка. Кроме того, старик был слеп. И если безобразный нарост на месте левого глаза говорил о том, что потерян он был давно, то на месте правого глаза зияла большая дыра, заполненная черной кровью и желто-зеленой слизью. Такую рану можно нанести только кинжалом или острием сабли. Удар был совсем свежий и, очевидно, послужил причиной смерти, ибо никаких других ранений, угрожавших жизни, отец Феона на теле незнакомца не нашел. Зато он обратил внимание на небольшой медный крестик на шее незнакомца.
– Надо же!
Феона повернул голову к Маврикию, стоящему чуть поодаль с пучком сосновых веток.
– Крестик не наш. Не православный. Покойный папистом был!
Крепкая рука схватила монаха за запястье.
– Kto tu jest?[17]
Феона с трудом разжал сильные пальцы умирающего и, не выказывая никакого удивления, спокойно произнес по-русски:
– Монахи Гледенской обители, ехали в Кичгородок по делам; а ты, горемыка, что здесь делал?
Вместо ответа слепец слегка приподнялся на локтях, ища отсутствующими глазами человека, разговаривающего с ним, и прохрипел, пуская кровавые пузыри:
– Mnich? To dobrze! Nazywam się Janusz Goleniewski z Nur[18].
И добавил, переходя на русский язык:
– Ты схизматик, но теперь уже все равно. Прошу, отпусти мне грехи!
– Я не священник, я не отпускаю грехов…
– Я скоро умру! – произнес поляк с обидой в голосе.
– Я знаю. Тебе страшно?
– Нет, мне просто жалко, что я умираю в одиночестве. Дома – рядом были бы жена и дети, и соседи, а здесь никого нет…
Феона посмотрел на умирающего с интересом, а Маврикий помрачнел и отошел в сторону.
– Мы будем с тобой рядом и проводим в последний путь. Маврикий, подойди ко мне!
Бледный послушник, поджав дрожащие губы, отрицательно покачал головой и отступил еще на несколько шагов назад. Феона не стал размышлять над необычным поведением своего ученика. Пожав плечами, он хладнокровно произнес:
– Изволь, я сам.
Некоторое
Кто здесь? (
Монах? Это хорошо! Меня зовут Януш Голеневский из Нур (
