если и впрямь случилось нечто, что можно назвать этим словом, но Ярви по-прежнему ступал вперед тяжело и вязко, как в кошмарном сне, – потел под кольчугой, прикусывал губы, вздрагивал от всякого шума. Вопли и хохот, люди сновали средь хоботов дыма пожарищ, в горле першило от гари. Вороны кружили, клевали тела и, каркая, прославляли успех победителей. Победа была за ними! Матерь Война, мать воронам, сбирательница павших, та, кто складывает в кулак открытую руку, – сегодня вышла на танец, а Отче Мир плакал, закрыв лицо. Здесь, у изменчивой границы между Ванстерландом и Гетландом, Отче Мир рыдал очень часто.
Над ними склонилась башня, темный бастион, под ними с обеих ее сторон бились и ревели волны.
– Стойте, – сказал Ярви, с трудом переводя дух. Голова кружилась, лицо щипало от пота. – Помогите снять кольчугу.
– Государь, – буркнул Кеймдаль, – я обязан вам отказать!
– Отказывай, сколько влезет. А потом сделай, как велено.
– Мой долг оберегать вас от…
– Тогда представь свой позор, когда я помру, изойдя потом на полпути к верхушке. Расстегивай, Хурик.
– Государь. – Они отшелушили от него стальную рубаху, и Хурик понес ее, кинув через могучее плечо.
– Веди, – рявкнул Ярви на Кеймдаля, тщетно пытаясь закрепить неудобную золотую застежку отцовского плаща своим бестолковым огрызком, а не рукой. Слишком здоровенный и тяжелый для него плащ, а защелка тугая, как…
Он обмер, застыв как вкопанный при виде того, что творилось за распахнутыми воротами.
– Урожай собран, – сказал Хурик.
Узкий пятачок перед башней усеивали трупы. Так много, что Ярви, прежде чем наступить, приходилось выискивать место, куда ставить ногу. Там и женщины, там и дети. Жужжали мухи. Подкатывала тошнота, но он загнал ее вглубь.
Он же король или нет? А король упивается смертью своих врагов.
Один из дядиных дружинников сидел на ступенях перед входом и спокойно, как дома на боевой площадке, чистил секиру.
– Где Одем? – тихо проговорил Ярви.
Человек улыбнулся с прищуром и показал пальцем:
– Наверху, государь.
Ярви, пригибаясь, вошел. По лестнице раскатывалось его дыхание, ноги шаркали по плитам, в горле мутило.
На поле боя, говорил отец, не бывает правил.
Все вверх и вверх, в шелестящую тьму. Хурик и Кеймдаль держались сзади. Возле узкой бойницы он приостановился, наслаждаясь ветром на распаленном лице, и увидел, как под отвесной кручей волны врезаются в камень – увидел и оттолкнул от себя страх.
Веди себя как король, сказала мать. Разговаривай как король. Сражайся как король.
Наверху располагалась смотровая площадка, с подпорками из толстых бревен. По краю шли деревянные перила – доставая лишь до бедра Ярви. Чересчур низковато, чтоб от слабости не задрожали колени, когда стало ясно, насколько высоко они забрались. Отче Твердь и Матерь Море вокруг умалились, внизу раскинулись леса Ванстерланда
