России друзья! За нее я хоть на черта рад пойти! Да не затупятся наши сабли и шпаги, господа! И не намокнет порох в наших пистолетах и карабинах! Эй, любезный, пойди сюда!
Гусар остановил лакея с подносом полным хрустальных фужеров с шампанским, и схватил первопопавшийся ему сосуд.
– Разбирайте шампанское, друзья. Выпьем за нашу матушку-Россию! А ты, любезный неси еще вина!
Лакей быстро растворился в толпе.
Офицеры разобрали и подняли верх бокалы.
– Виват, России! – воскликнул Денис Давыдов.
– Виват! – хором грянули офицеры, чокнулись фужерами и выпили их содержимое до дна.
– А ну, Давыд, прочти свои новые стихи, – попросил гусара Алабин. – Что у тебя новенького? Порадуй, друзей своими удивительными виршами!
– Порадуй, Денис Васильевич! Прочти! – чуть ли не в унисон взмолились остальные гвардейцы.
Поэт не стал себя долго упрашивать и с выражением прочитал:
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами,
Днем – рубиться молодцами,
Вечерком – горелку пить!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами!..
В это время примчался другой слуга с шампанским: видимо первый лакей ради быстрого обслуживания сообщил своему собрату, что гусары и кавалергарды требуют повтора.
Гвардейцы снова выпили за отчизну.
…Друзья Алабина, как и обещали, пригласили графиню Разумовскую-Стоун на мазурку и полонез. Денис Давыдов даже написал в альбоме графини пару чудных четверостиший в ее честь. Катя, как и ее матушка горячо поблагодарили гусара-поэта за эти восторженные стихи.
Но вот наступил час Алабина. От выпитого шампанского он почувствовал себя расковано и бодро. Он подошел к Кате, щелкнул каблуками и слегка кивнул.
– А вот и обещанный вами танец, графиня, – сказал поручик. – Позволите?..
Алабин услужливо подставил Разумовской свой локоть. Катя взяла его под ручку.
– Ты считал минуты? – довольно улыбнулась Екатерина.
– Нет, мгновения, – Алабин обидчиво закусил губу. – Катенька, тебе оттого весело, что я схожу по тебе с ума?
– Нет, я рада, что снова вижу тебя и то, что ты меня любишь.
– Ты словно весенний лед: таешь прямо на глазах. Еще немного и ты признаешься, что питаешь ко мне самые нежнейшие чувства. А поначалу ты была будто хладный и неприступный айсберг, в который едва проникнув в тут же застынет самый жаркий и мощный солнечный луч. Но, слава богу, солнце всегда сильнее любого льда.
– Под солнцем ты подразумеваешь, наверное, себя?
– Возможно… хотя скорее всего я под солнцем подразумеваю свою жаркую и горячую любовь к тебе.
Разумовская-Стоун снова смутилась и замолчала. И тут же объявили вальс.
Вальс был не только самым модным, но и самым эротичным танцем того времени. Отношение к нему
