эмиграции. Виктория Александровна, или Тото, как звали ее близкие, так и не очень, умерла в возрасте девяноста шести лет, года три тому назад, умерла в полном одиночестве – все ее друзья-приятели, такие же «бывшие» русские, давно ушли из этой жизни. То же можно сказать о Нине Владимировне. Она словно музейный экспонат, или точнее, один из самых последних представителей вымирающего вида. У этих людей нет потомства; вернее, оно есть, но оно родилось и росло в совершенно иных условиях, в других традициях, и оно принципиально отличается от своих родителей.
Вот, например, сын Нины Владимировны, Иван Булгаков, он же отец Иоанн, приход которого расположен под Марселем. Превосходно говорит по-русски, хотя родился и вырос во Франции. Сочетает юридическую практику с богослужением. Приход убогий, навевает тоску. При упоминании о Русской православной церкви отец Иоанн морщится, а затем говорит о своем с ней конфликте, суть которого в том, что РПЦ пытается «заграбастать» все православные храмы, находящиеся во Франции.
– Будем сопротивляться до конца, – говорит священник-юрист, – не хотим быть под Москвою, не верим им.
И в общем, это довольно типично для представителей «первой волны» и их детей. Для них Россия сегодняшняя все еще остается советской, они относятся к ней с неприязнью – правда, не все.
Недалеко от Биаррица, в деревушке Бегио, находится дом Александра Николаевича де ла Серда, почетного вице-консула России в Биаррице. Рода он древнейшего, испанского, о чем он непременно вам расскажет, красиво грассируя и говоря на явно «дореволюционном» языке. Он гордится своим консульским званием, принимая его совершенно серьезно, даже трогательно. Считает своим долгом встречать «высоких гостей», в особых случаях быть их гидом по Биаррицу. Видел я его раза четыре или пять, он всегда был тщательно одет, с непременным шелковым нашейным платком, с прямым, как стрела, пробором. Были мы у него дома, где он угощал нас вином собственного бордоского виноградника, показывал фотографии «тетушки» Зинаиды Гиппиус и «дядьки» Мережковского, но при этом я не мог избавиться от ощущения какой-то печали, ощущения того, что у человека главное – это прошлое, прошлое громкое и славное, прошлое, которое у него дома висит на стенах, стоит на полках, все время напоминает о себе. У Александра Николаевича жена по-русски не знает ни слова. Есть у него дети или нет, неважно: уйдет из жизни Александр Николаевич – и на этом испано-русский род де ла Серда закончится, уйдет навсегда эпоха. У меня от понимания этого щемит сердце.
Вдруг в голову пришла вот какая мысль. Еще до всяких «волн», в самом конце XIX века и сразу после 1905 года, из России бежали противники царизма, и среди них был очень большой процент евреев, что не странно, учитывая антисемитизм царской России и вовлеченность многих евреев в революционное движение. Они-то стремились не во Францию, за которой еще со времен печально известного «дела Дрейфуса» закрепилась репутация страны антисемитской, они стремились главным образом в Америку. А от большевиков и революции 1917 года спасались в основном
