пришли, двадцать пятого с утра ушли.
– Дэр лэбн бар аёр – в будущем году снова, – прощались хозяева с постояльцами, которых знали не первый год.
– «Ебэжэ», как говорится, – и постояльцы шутливо стучали себя по «лобному месту»: галилейское дерево.
Тоскливо возвращаться из Иерусалима «в родные восвояси», в жизнь галилейскую. Не идут больше с пеньем, полные предвкушений. Понуро тащится Сепфорис – Ласточкино Гнездо, вчерашняя столица. Но и нынешней, Тивериаде, до стольного града далеко. Юлиада, Тивериада, Кесария – хоть горшком назови! Суть дела не в названии, а в местоположении. Юг Сирии привести в чувство еще никому не удавалось. Мало радости граничить с Трахонией. Как и править ею. Одного из сыновей Ирода, Филиппа II, явно обделили, то-то он из своего дворца носа не кажет.
Ноцерет, «дярёвня наша» идет-грядет сама собой, «переваливаючись», будням навстречу. Реб Ёсл сдал за эти дни. Куба скоро женится, придется надстраивать этаж. Глядишь, Яшка вообще перестанет бывать дома. Исчезнет на все четыре, как ветер в поле. Что же она будет делать? До сих пор она не беспокоилась о грядущем дне. При малом росте не заглядываешь далеко, нет других опасностей, кроме тех, что прилегают вплотную. Свои страхи ближе к телу. Что бы там ни говорил Куба, Яшенька ее утешает: «Живи сегодняшним днем, предоставь Кубе думать, что будет да как».
А Яков все пугал Яшку: «Что из тебя будет?» А что из него должно быть? Царь Иудейский – что еще?
– У тебя же нет профессии, чем ты будешь семью кормить? Ты должен овладеть ремеслом.
– Греки презирают ремесло.
– Мы не греки, за них все делают рабы, а мы сами себе рабы.
– «Мы не рабы, рабы не мы».
– Кого ты слушаешь? Их вот-вот пересажают. И ты кончишь темницей. Не посмотрят, что ты еще пацан. Это плохо кончится.
– Что – плохо? Что ты знаешь? Дано ли тебе знать, где исход горных потоков? А может, я пророк?
– Пророк из Галилеи? Он делает мне смешно. У тебя в голове такой же ветер, как у твоей мамочки. Я тебе добра желаю.
– Добра? Злейшие враги человеку домашние его.
Бет-Анья – первое селение по дороге на север. Где-то мелькал Яшкин таллит. Но две питы с яйцом и луком, которые она для него берегла, оставались нетронуты. Яшкин таллит, успокоительно маячивший в поле ее зрения, оказался тюком на спине осла, хозяин которого страшно развеселился:
– Что-то новенькое, до сих пор только гои превращались в ослов.
Когда тебе не до шуток, чужие шутки оставляют ссадины.
– Не видали мальчика в полосатенькой рубашечке? На голове шапочка, волосы, ну, такие… худенький, на меня похож… – она кидалась ко всем и, не дожидаясь ответа, бежала дальше.
– Может, он ушел с рыбарями из Капернаума?
Она побежала их догонять.
– Не видали Яшуа из Назарета? Худенький, рубашка в полосочку…
Добрый народ, рыбари ее пожалели, но что они могли ей сказать?
– Нет, женщина, поспрашáй кого другого. Может, кому другому он попался на крючок.
Яков нагнал ее.
– Успокойся.
