девяносто первого, – сказал его сосед.
– И я про то же. И – всерьёз.
– С каких пор?
– С энтих, я правда, уже неделю не в штоф-интересе.
– Что так? Подшили маленько? – прозвучал сочувственный вопрос.
Он с достоинством ответил:
– Я в политику ухожу.
– Надолго?
– А пока жена к тёще свалила.
– Крутой.
– Ага. Как яйцо. Один чирик оставила, стерлядь вяленая, мать её тудыть… А чё на него купишь?
– Буханку черного и спичек коробок.
Опять посмеялись, потом с новым интересом стали разглядывать футболку со странной наглядной агитацией.
– А ведь всё так. Сначала либералы мозги народу пудрили – прогоним коммуняк, сразу жить начнём, как на Западе. Теперь, когда всё ещё хуже для народа стало, снова мозги пудрят: страна, мол, такая грёбаная, вот вступим в Европу, сразу станем жить как люди.
– Ага. Именно. Лишь бы во что-либо вступить. Мы это, помницца, лет двадцать назад уже слышали. А потом, когда этот Евросоюз костью поперёк горла у всех встанет, станут лопотать, что сам наш человек, как есть, от природы существо тлетворное, что и вообще в дело не годится, вот истребим его, со всеми его правами, под корень, в овраге закопаем, и жизнь повсеместно станет просто зашибенная…
– Евросоюз через могилу народов братскую за полезными ископаемыми в Сибирь нашу лапища загребущие вон как тянет.
Дружно поддержали:
– Верно, как ни перестраивай, а всё одно и то же получается. Народ у нас, как всегда, не в интересе.
– И опять по той же схеме начнём жить? – риторически спросил агитатор, оглядев довольным взглядом дружный кружок продвинутых граждан.
– А что, не всё ещё распродано – земля, реки, горы, поля вот.
– В самый раз аукцион по новой закрутить. Новые ваучеры опять же напечатают на кровные денежки налогоплательщика.
– Какие те ваучеры! Теперь бандитская власть уже от своего имени всё народное достояние продаёт. Фиг вам дадут ещё раз ваучеры. У народа больше нет ничего, кроме права надеть петлю на шею.
– Точно, ничего. Своё теперь уже не твоё. Попробуй, получи по наследствию где-нибудь подальше от центра собственность, особливо ежли там ещё и земля имеется.
– Фиг получишь, точно. У нас в деревне всех дачников повыгнали, не мытьём так катаньем согнали людей с участков, а теперь ихние земли сельсоветы да поссоветы захапали в свою личную собственность, продают уже от себя самих каким-то там посредникам.
– Хороший, скажу я вам, бизнес. Земля всегда в цене будет. Грех не присвоить. Да, нет у народа больше правов ни хрена.
– Кроме права поскорей умереть и не мешать жить дальше власть и деньги загребущим…
– Не, не так. Не мешать имеющим деньги иметь власть.
– Именно. Всё, сволочи, продали. И Родину продали, и наш колхозный пай продали.
Разговор приобрёл второе дыхание.
– Э, нетушки.
