шли юного парня, которого прозвали Аделазий Эльбахус (Эльбас). Его реконструировали с улыбкой, потому что ученых поразило идеальное состояние его ровных зубов, тем более для 8го века. Реконструкция получилась симпатичной. Так я написала зарисовку на 3 листа «Дурной сон, ли Еще не время». Сделала скромную обложку, опубликовала, пронумировала под номером 10 и забыла.
Прошло почти 2 года. И мне на глаза попались очень красивые фото нигилистичного красаффчика с пауком на торсе, которого я конечно нашла настоящего в соцсетях. Им оказался итальянский моделик из тамашнего Тик-ток-дома (имя у него, разумеется, другое!) И на сегодняшний момент это победитель в моей личной номинации «красаффчик № 1 моего инстаграма». Все, что может связывать эти 2 образа, это прическа и Римская Империя.
И тут вдруг что-то немыслимым образом увязалось в моей голове, и я написала занятное продолжение, потянувшее почти на целую повесть. Оно не вытянет на роман только потому, что моя работа не позволила мне реализовать задумку вовремя (а тут очень важна своевременность!), но на 2 авторских листа – страниц на 30, думаю, вытяну.
Пс. Не вытянула, получилось 1,5. Но зато все – симпатиШШшные)
Часть 1. (не)Один в поле
(Дурной сон, или еще не время)
1. Айрис
Когда-нибудь нас, может быть, найдут….
Он вышел из города босой, и без любимого серого пятнистого дикого коня, который подпускает к себе лишь его. Хотя и принадлежит не ему.
Его будто б подхватила и понесла неведомая сила. Он хотел побыть один, подумать… сам не знал о чем. То ли об отце, добром и мудром, который щедро наставляет его своему гончарному ремеслу. То ли о матушке, которую схоронили, когда ему было 6, но образ которой он бережно сберег в своей памяти. Все эти «ещё 2 раза по столько же»,
как говорили люди, что в этом понимают.
То ли о той девице, что смеялась и убегала, оглядываясь ему у ручья. Имя которой переливалось в её смехе. И это имя хотелось произносить.
То ли о том, что с Рождения Иисуса минуло уж десяток сотен лет. И ещё почти половина сотни. 30, это ж почти половина сотни, да? Он слышал это от счетоводов в церкви, и мотал на ус. Хотя у него пока и не было усов.
Обо всем этом он думал, чтоб не думать, что хочет есть. И отец тоже. Всегда, хоть и не признается. А ведь есть люди, которые не голодны. Они – бывают.
Удаленный поселок в большой низине в стороне от больших дорог, где он родился, всё больше отдалялся от него, хотя шумная суетливый Бормио и не думал приближаться. До него были версты и версты. Бесчисленное количество шагов!
Да ему туда и не надо.
Он шел, будто его толкало вперед. Туда, вдоль извилистой утоптанной пыльной дороги, потом в сторону – в поля, где дикая трава и посевы выше пояса. И ещё дальше. Его звало колыхание колосьев и листвы, звуки ветра, пробирающегося меж стволов и высоких трав. Робкие звуки птиц. Таинство Земли, и всего, что она прячет в себе и на себе, что кормит и чем наставляет.
Правда, были б у него силы, он поймал бы куропатку. И съел бы. Да Господин будет гневаться, если узнает. Все куропатки в округе – его имущество. Так можно стать имуществом и самому. За воровство у Господина.
Они едят досыта. Хорошо быть Господином, наверно.
Он всё быстрее шагал куда-то вперед, не смея сопротивляться неутолимой силе притяжения. В один момент внезапно почувствовал усталость, и осел прям на землю спиной по мощному древесному стволу, спрятавшись в траве под дубом. Ему было здесь странно. Покойно, и немного тягостно. Зябко, но уютно.
Ему хотелось остаться здесь. Подольше.
Откинувшись наземь, он прикрыл глаза, и вспомнил свое отражение в ручье. Ему нравилось его отражение, все в поселке были рады ему, им хотелось на него смотреть и кричать ему что-то с улыбкой. Ему было радостно радовать. Особенно девиц, которые хохотали и разбегались, оглядываясь вопросительно, будто он им что-то пообещал. Он чувствовал напряжение в щеках, и необыкновенный подъем внутри, когда люди смотрели на него. Думая об этом, он проваливался куда-то, в неведомое.
. .
Он увидел в прозрачном тумане странных людей. Их волосы были короткими, борода – колючей, а одежда – белоснежной, и странно тонкой – дорогой, верно, работы. На лице некоторые носили металлическое украшение из кругов, мешающих глазам. А вокруг, в этом доме, были удушающе чистые цвета и ровные линии.
А его тут – будто не было. Они не замечали его. Они были заняты…
Костями.
Человеческих костей он доселе не видел, видел лишь кости своей любимой в детстве собаки. Ее раскопали дети, и он… одеревенел, когда понял, что это они таскают по улицам. Это был Лай. Хотя уже и не он.
Он,
