суеты.
Похоже, мы заблудились. Вокруг только вывески «Шиномонтаж». Всегда забираться вглубь – самая благородная эпистемология. И всё-таки ноги помнят. Мы на месте – столовая «Бабушкина кухня». Внутри на стене укреплена корзина с фальшивыми фруктами, рядом пластмассовый повар в белом колпаке и с чёрными усами – держит в руках часы, не давая времени лететь понапрасну. Композиция окружена тремя живописными полотнами в рамах. Слева молодой мужчина в белой сорочке жадными пальцами впивается в бока женщины. Она в лёгком вечернем платье, голова томно закинута назад. Красавица изогнулась в экстазе и льнёт к своему ухажёру, обнимая его голову и закрывая ладонями его уши. Внизу русская тройка везёт по заснеженному лесу пустую телегу, на заднем плане виднеются церковные купола – маковки с острыми шпилями вместо крестов. Справа – три парусных судна, качающихся на морских волнах. Что это за триптих? Прелюбодеяние, за которым для неё следует всеобщее оплевание и монастырь, а для него – продолжение беззаботной жизни моряка. В общем, carpe diem[11].
А. С. подходит к кассе:
– Девушка, миленькая, что на первое у вас?
– Меню на столе!
Приятное советское обращение. А. С. заказывает борщ, я выбираю лагман и чай. Мне выносят стеклянную кружку с гербом РСФСР и надписью «Рождённые в СССР».
Когда я был в польском городе Торунь, на родине Николая Коперника, во время прогулки по центру мне указали на кафетерий и рассказали, что он сделан в стиле советского концлагеря: там едят баланду из эмалированных тазов, запивая водкой из алюминиевых кружек, а огромные официантки нечистоплотны и беспрерывно хамят посетителям. Место весьма популярно, в очереди на столик можно стоять годами. (Абажур моей настольной лампы очень хлипко закреплён на трёх спицах, торчащих вверх. Гладильная доска стоит ненадёжно, пока я печатаю, абажур постоянно трясётся. Я пробую «картофель пай», он очень жирный. Я встаю, чтобы ополоснуть водой пальцы. Задеваю коленом гладильную доску, абажур отваливается и падает.)
С меня берут восемьсот двадцать тенге. Я спрашиваю:
– А кто тут у вас бабушка?
– Бабушка на пенсии. Одни внучки остались.
– Слава богу! Есть кому продолжить дело.
Из-за стола встаёт бритый старик. Он требует подогреть его рассольник. А. С. тоже просит дополнительно подогреть борщ.
Старик ест за соседним столом. Сидит, не снимая шапки. На его спине напечатано крупными буквами: «White Trash»[12].
А. С. пообедал, он собирается и благодарит кухарок:
– Привет бабушке!
– Передадим.
Застёгивая куртку, он спрашивает меня:
– Что такое моё естество?
– Всё зависит от точки зрения. Кто-то видит это так, кто-то иначе…
– Да, правильно. Один скажет – вот такое у него естество, а на самом деле – иначе. Что вообще определяет естество доменной печи?
– То, для чего она была сделана.
– Вот, –
Лови день (лат.).
Белый мусор (англ.).
