style="font-size:15px;"> Бронепоездом «Пролетарий» командовал бывший подпоручик русской армии Васильев. Он прочитал мандат Лабунского и отпустил конвой.
– Вы можете быть свободны!
– А подпись?
– Подпись?
– Приняли заключенного честь по чести. И несете ответственность за то, ежели он сбежит.
– Где подписать?
– На сопроводительном листе.
Васильев подписал.
– Это все?
– Теперь все. Прощайте, товарищ командир.
– Удачи.
Командир пригласил корнета к себе.
– Прошу вас в мои апартаменты, если это можно так назвать на бронепоезде.
Они вошли. Небольшой стол, карандаши и карта на нем. Две лавки, накрытые шинелями.
– Садитесь, корнет.
Лабунский сел.
– Служили в артиллерии? Здесь так написано.
– В кавалерии. Но и в артиллерии немного понимаю.
– А мне до зарезу нужны артиллеристы. Людей нет. Вернее всякой швали достаточно, но вот специалистов нет. А местный ВРК занимается ерундой! Спорят, доказывают друг другу что-то. Стреляют опытных командиров. Тех, кто фронт прошел. А назначают кого? Бывшего вахмистра могут поставить полком командовать. А он и с десятком людей не сладит, не то что с тысячей. А пулеметчики? Горе, а не солдаты.
– Вы давно в армии, товарищ Васильев?
– У красных? Два месяца.
– По убеждениям?
Бывший подпоручик внимательно посмотрел на Лабунского.
– С чего вы этим интересуетесь? А-а! Вас прислали не просто так. Я понимаю. Только сколько моно меня проверять?
– Думаете, что мне поручено вас проверить? Нет. Уверяю вас. Я такой же как и вы офицер. Воевал на фронте. Пусть я согласился служить у красных, но в шпионы не нанимался.
– Где воевали?
– На северо-западном в кавалерийской бригаде генерала Осипова.
– А я на юго-западном у генерала Брусилова. Войну начал вольноопределяющимся.
– В артиллерии?
– Сначала в пехоте. Затем служил на бронепоездах. Потому меня сюда и направили. Как большевики узнали по мое прошлое, так сразу и сунули назначение.
– Значит не доброволец?
– А что значит доброволец? По документу и вы добровольно пошли на службу в армию Донской Советской Республики. И я доброволец вроде вас. Отказаться – значит признать себя врагом. А с врагами они не церемонятся. Я повидал здесь всякого.
– А я к вам прямо из тюрьмы, где мне и приговор зачитали.
– Расстрел?
– Да. Но предложили выход. А вот остальных в камере завтра поставят к стенке.
– Много?
– Двадцать офицеров. Без суда. Ибо ту комедию, что они выдают за суд, так назвать нельзя. Я ведь ничего не сделал против их революции. Разве однажды неудовольствие высказал.
– Неудовольствие?
– По поводу большевистского мира с немцами. Но
