гривой. Разговоры смолкли. Ребята проводили монахов взглядом, и все подумали о том, что здесь, в глуши, цивилизация всё ещё «лошадиная», тогда как в Москве двигатель внутреннего сгорания и электрический мотор давно вытеснили животное с городских улиц. А в позапрошлом году по указу Верховного начали рыть подземку; ужо откроют, покатаемся!
Наконец, из ворот показались проф. Жилинский и иеромонах в черном клобуке с покрывалом, а следом за ними бочком просочилась та самая крепкая румяная баба. При дневном свете она казалась довольно миловидной с лица и вовсе не старой: лет двадцать пять, не больше.
– Господа и дамы, – сказал Игорь Викентьевич. – Имею честь представить: отец Паисий, настоятель Рождественского Богоявленского монастыря. А теперь представлю ему вас, – и он быстро перечислил всех присутствующих, ограничиваясь лишь именами и фамилиями. Особо отметил только Стаса (как знатного рисовальщика, с опытом нанесения на стены фресок, не более того!) и Ангелину Апраксину, подававшую большие надежды в искусстве фотографирования.
Иеромонах, красивый крепкий мужчина лет сорока пяти, добродушно улыбнулся в чёрную с проседью бороду и взял слово:
– Ну-с, добро пожаловать в обитель, мои дорогие. После трапезы мы проведём небольшую прогулку, я вам покажу и расскажу про всё, что мы здесь увидим, а потом передам вас в руки уважаемого Игоря Викентьевича, который будет из вас лепить, так сказать, профессионалов своего дела, реставраторов, архитекторов, историков, художников и так далее. Как вы, должно быть, уже знаете, собор у нас стоит в лесах, мы в этом году закрываем его на реставрацию, приедут специалисты из Москвы, будут восстанавливать фрески. Игорь Викентьевич, вот, обещает, что ваши труды станут им подспорьем. Посмотрим. Но пока что попрошу с собой не брать никаких принадлежностей – ни бумаги с красками, ни фотографических аппаратов. Фотографировать здесь можно только с моего благословения и под компетентным руководством, а зарисовать всё, что душе угодно, у вас будет впоследствии достаточно времени и возможности.
– А потрогать? – спросил кто-то, и все почему-то рассмеялись.
– Ну, за этим дело не встанет, так, Игорь Викентьевич?
– К практическим занятиям мы перейдём позже, – суховато сказал профессор и полуобернулся к стоявшей сзади него бабе: – Тэк-с, извольте любить и жаловать: Матрёна. Your mistress[2], так сказать, на всё время, что мы будем в Плосково, и беспрекословный командир во всём, что касается вопросов быта. Пожалуйте за ней.
Сверкнув белозубой улыбкой, Матрёна двинулась в сторону монастырских врат, на ходу покрывая русые волосы прозрачной косынкой. Студенты потянулись вослед. Дорофей Василиади вполголоса понёс что-то вроде того, что потрогать представленного им командира он и сам бы потрогал с удовольствием, не дожидаясь благословения, и что, дескать, сам профессор-то уже наверняка потрогал, недаром они с настоятелем к построению опоздали… Стас в бессилии сжал кулаки. Вот ведь урод! А, не приведи Господь, вякни он такое
В английском языке – хозяйка, но также любовница или учительница.
