называлось «Тексако». Застывшее в ужасающей неподвижности, оно светилось в ночи, словно ждало, что его оживят.
Приблизившись, я понял, что это местная заправочная станция. Машины стояли под горизонтальным навесом возле простых с виду систем подачи топлива. Ясно: машины абсолютно ничего не делают сами. Мозг у них практически не работает, а то и вообще отсутствует.
Люди, заправлявшие машины, так и глазели на меня. Стараясь вести себя максимально вежливо в условиях острой нехватки вербальной составляющей, я выплевывал в их сторону щедрые порции слюны.
Я вошел в здание. За стойкой находился одетый человек. Волосы его, вместо того чтобы расти на черепе, покрывали нижнюю часть лица. Его тело больше, чем у других, походило на сферу, а потому его с натяжкой можно было назвать симпатичным. Запах капроновой кислоты и андростерона подсказывал, что личная гигиена не входит в число его приоритетов. Он уставился на мои (и вправду удручающие) гениталии, а потом нажал что-то за стойкой. Я плюнул, но мое приветствие осталось без ответа. Возможно, насчет плевания я ошибся.
Из-за всех этих плевков хотелось пить, поэтому я подошел к гудящему охладительному блоку, набитому ярко раскрашенными цилиндрическими предметами. Я взял один из них и открыл. Это была жестяная банка с жидкостью под названием «Диетическая кола». На вкус приторно-сладкая, с привкусом фосфорной кислоты. Гадость. Жидкость брызнула у меня изо рта почти в ту же секунду, как в него попала. Потом я взял что-то другое. Еду в искусственной упаковке. Позже я понял, что на этой планете все во что-то завернуто. Пища в упаковке. Тела в одежде. Презрение в улыбке. Все спрятано. Еда называлась «Марс». Она чуть глубже продвинулась по горлу, но пробыла там ровно до тех пор, пока не сработал рвотный рефлекс. Я закрыл дверцу и увидел емкость со словами «Принглз» и «Барбекю». Я открыл упаковку и принялся есть. Вкус оказался нормальным – что-то похожее на сорповый пирог, – и я стал запихивать в рот как можно больше этих «Принглз». Интересно, когда я последний раз ел сам, без посторонней помощи? Я действительно не мог вспомнить. Разве что во младенчестве.
– Нельзя так делать. Нельзя просто брать и есть. Сначала заплати.
Человек за стойкой обращался ко мне. Я по-прежнему слабо понимал речь, но по громкости и частоте звука чувствовал, что он недоволен. К тому же кожа на его лице изменила цвет.
У меня над головой замигал свет, и я моргнул.
Затем прикрыл рот ладонью и издал голосовой звук. Немного отвел руку и издал тот же звук, отмечая разницу.
Приятно убедиться, что даже в столь отдаленном уголке Вселенной законы света и звука не теряют силы, хотя следует признать, что здесь они работают с меньшим совершенством.
Передо мной находились полки с многочисленными объектами, называемыми, как я вскоре выяснил, журналами. Буквально на всех красовались лица с почти идентичными улыбками. Двадцать шесть носов. Пятьдесят два глаза. Жуткое зрелище.
Я потянулся за журналом, а человек – за телефоном.
На
