и не вынув изо рта потухшую сигарету. За окном прополз последний троллейбус, пробежала по потолку голубая полоса света.
– Что у вас опять со Славкой?
– Как всегда, – не сразу отозвалась сестра. – Неделю домой не приходил, я чуть с ума не сошла. Спасибо, цыгане позвонили, все рассказали – и где, и с кем…
– Поехали в Одессу, – предложил Король.
Криво усмехнувшись, Белка кивнула на детей:
– А с ними что делать? Кто их кормить будет? Я одна, да?
– Прокормлю. Поехали?
– Ай… – отмахнулась она. Кто-то из детей захныкал во сне. Белка встала, перевернула его на другой бок, поправила одеяло. Вернулась.
– Да и не в этом даже дело, Вовка. Понимаешь… Я же знаю, к кому он ходит. Эта его первая, Рада… Она артистка в театре, Рада Черменская – слышал, может. Знаешь, какая она? Мне с ней рядом не стоять. Будь я мужиком – сама бы за ней, хвост задравши, бегала… А ты от Нинки тоже гулял?
– Ну, как… – растерялся он. – Всяко было.
– А тебе-то, паршивцу, чего не хватало? – вдруг набросилась она на него. – С нее же ико-ны можно было писать! Не то что твоя курва рыжая! Другой бы на шаг не отошел, а ты!..
– Хватит, – оборвал ее Король. – Третий час, спать давай.
Белка не стала спорить. Принесла ему подушку, взбила ее, подняв вихрь из перьев. Уселась в изголовье.
– Ты спи, а я на тебя посмотрю. Совсем редко приезжать стал. Как было хорошо, когда вместе жили… – она запустила пальцы в волосы и вполголоса запела:
– Гоп со смыком – это буду я.
Граждане, глядите на меня!
Ремеслом я выбрал кражу, из тюряги не вылажу.
Прокурор скучает без меня…
В цыганском поселке гремела свадьба. К огромному двору одна за другой подъезжали машины, слышались веселые голоса, песни. Дети стайками носились по саду, вертелись среди взрослых. Музыканты расположились на невысокой эстраде. К ним то и дело поднимался кто-то из гостей, брал в руки гитару или становился за синтезатор, чтобы песней поздравить молодых. Молодые, как обычно на цыганских свадьбах, были врозь: невеста Графа сидела в кружке подруг, что-то со смехом рассказывала им, давала трогать и рассматривать белое платье на кринолине. Сам Граф стоял рядом с мужчинами, с интересом разглядывая всходящую на эстраду молодую цыганку.
Ей было не больше двадцати пяти: стройная, высокая, в длинном вечернем платье. Распущенные волосы кольцами вились по спине. Надменное выражение бледного лица только подчеркивало его красоту. Сняв со стойки микрофон, цыганка привычно взяла дыхание и запела «Очи черные». Чистый, сильный голос разом покрыл шум во дворе: притихли даже дети. Все головы повернулись к эстраде.
– Дэвлалэ… – подивился Граф, осматривая стоящих рядом цыган. – Чья она? Почему не знаю?
– Рада, из театра, – подсказал кто-то. – Славки Рогожина жена, два года уже с ним не живет.
