я не стал. Над Янушем все подшучивали, говорили, например, что он молчаливый потому, что ленится выучить русский. Ну и я не отставал.
Шлюпка слегка раскачивалась на воде. Это было почти незаметно, лишь пламя горящей на столике свечи вздрагивало, упорно вытягиваясь вверх. Со стороны казалось, что колеблется, наоборот, язычок пламени, в то время как каюта неподвижна. Когда перекошен весь мир, легче признать ненормальным того, кто держится прямо…
Забравшись в свою койку, я протянул руку и затушил пальцами огонек. Наступила тишина. Вахтенного на эту ночь мы, не сговариваясь, решили не выставлять.
– Спокойной ночи, – глядя в темноту, сказал я.
– Спасибо. Но к утру не помешает ветер, – отозвалась Инга.
Ветра не было до обеда. Мы снова загорали, купались вокруг «Дерзкого», учили Тома русскому и пытались ловить рыбу. Капитан выучил ужасно сложную фразу: «Именем Конфедерации, бросьте оружие», а Тимур поймал пятисантиметровую рыбешку. Когда безделье надоело нам окончательно, подул слабый ветерок.
Том, к нашему удивлению, не бросился поднимать парус. Мешая русские и английские слова, он объяснил, что ветер далеко не попутный, а идти галсами он умеет только на яхте, а не на «корыте с простыней». Красочная характеристика «Дерзкого» принадлежала Сержану, от Тома мы ее еще не слышали. Похоже, невозможность свободно управлять суденышком выводила его из себя.
С полчаса «Дерзкий» раскачивался нарастающей волной. Это было даже обиднее, чем штиль. А потом мы заметили тучи.
Серовато-фиолетовая пелена наползала с востока. Словно на небо натягивали чехол из плотной темной материи, закрывая Острова от солнечного света. Передняя граница облаков, разлохмаченная, вытягивающаяся тонкими полосками-ниточками, слегка светилась багровым. Казалось, облака горят. Конечно, это было иллюзией. Но вот дальше, под темной крышей туч, над погружающимися в сумрак Островами, поблескивали вполне реальные иссиня-белые молнии. Едва слышно бормотал гром.
– Будет шторм… – зачем-то сказал я.
С минуту мы с Томом стояли возле каюты, молча разглядывая приближающиеся тучи. Я облокотился на дощатую стенку – и почувствовал, как она прогибается. Разве можно было выходить в море – в открытое море – на неумело починенной шлюпке? Какие мы дураки…
Самым правильным сейчас было бы вернуться назад, на Четвертый остров. Увы, мы и этого не могли. Ветер неумолимо сносил нас к западу, на маленький островок, заросший невысоким темным кустарником вперемежку с редкими группами деревьев. По форме остров напоминал полумесяц, на дальнем конце которого виднелся замок – приземистый, с широкими невысокими башнями по углам. Людей видно не было.
Мы развернули карту, которую крепчавший ветер пытался вырвать из рук, и убедились, что об этом острове нет никакой информации. Западнее было еще два островка, а за ними – океан.
Том с тревогой посмотрел на небо:
– Очень плохо. Very bad.
– Придется пристать, – пожал плечами Тимур. – Кто как думает?
Но времени
