и притом верноподданным царя русского. Он находил в этом противоречие, но только мнимое, ибо полагал возможным соединять убеждение в правильности политической доктрины Монтескье с преклонением перед исторически сложившейся системой власти в России. Он считал невозможным «ограничить самовластие в России, не ослабив спасительной царской власти».
С особой силой историк обрушился на предложения Сперанского и некоторых других политических писателей о наделении Сената политическими правами. В разделении властей Карамзин усматривал величайшую опасность: «Две власти государственные в одной державе суть два грозных льва в одной клетке, готовые терзать друг друга, а право без власти есть ничто. Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия?»
Опираясь на свои исторические изыскания, Карамзин дал формулу: «Самодержавие есть Палладиум России: целость его необходима для ее счастья». Дворянство он считал вернейшей опорой трона и отстаивал незыблемость политических прав и привилегий дворянства. Он отвергал конституционные проекты, «какой-нибудь Устав, основанный на правилах общей пользы», и видел один верный способ избежать злоупотребления власти и появления «другого Павла». Обращаясь к Александру I, он восклицал: «Да царствует добродетельно! Да приучит подданных ко благу! Тогда родятся обычаи спасительные, правила, мысли народные, которые лучше всех бренных форм удержат будущих государей в пределах законной власти».
Под пером Карамзина рождалась теория российского консерватизма, склонного к отрицанию не только реформ, но и важности самих государственных установлений. Главную ошибку александровских реформаторов историк видел в «излишнем уважении форм государственной деятельности», тогда как в действительности «не формы, а люди важны». Карамзинский завет правителям России звучал вполне определенно: «Искать людей!» По сути это была консервативная утопия.
Падение Сперанского. Александр I заинтересовался общими историко-политическими рассуждениями Карамзина, но вовсе не они определили отставку Сперанского. Тот знал о недовольстве придворных, о дворянском ропоте и еще в феврале 1811 г. просился в отставку, но просьба была отклонена. Однако к началу 1812 г., когда неизбежность войны с Наполеоном стала очевидна, Александр I не мог не считаться с настроением дворянства, которое составляло костяк офицерского корпуса и которое видело в Сперанском наполеоновского ставленника. Разумеется, это было не так, но Сперанский действительно злоупотреблял доверием царя, читая дипломатическую переписку, что не входило в его служебную компетенцию. В марте 1812
