Тем временем, такси внезапно приезжает в рекордные сроки. Совершив волевой акт, я кое-как одеваю их и выскакиваю из дома с папками и сменкой на перевес. Но младшая берёт реванш за столь стремительный выход и требует немедленно выдать ей сумку с занятиями и сменку. Ведь это ЕЁ сумка. Прямо здесь, на лестнице, вырывая из моих рук. Спутанные сумки падают на грязные ступени. Я рычу, подхватывая их все, и тащу девочек к выходу из подъезда. Младшая, потерпев неудачу, вся обращается в страшный рёв и плач. Я красная и взъерошенная понимаю, что ещё немного и я взорвусь, как тот шарик у Винни-Пуха. Ситуацию слегка смягчает встреченная в подъезде бабушка-соседка. Она ласково сюсюкает с моими девочками и говорит им, какие они красавицы и умницы, не обращая внимания на страшный рёв. Младшая замолкает и принимает изящную позу, громко шмыгнув носом. Всё-таки красота спасёт мир!
И вот, спасительное крыльцо и жёлтое такси, ожидающее нас под потоками воды, льющейся с неба. Осталась пара шагов до заветной дверцы и… я осознаю, что мы забыли взять с собой зонтики. Младшая ненавидит капюшоны и мокрую голову одинаково сильно – налицо неразрешимое противоречие. Средняя недобро поджимает губы и складывает руки на груди в непримиримом жесте. А у меня нет ни капюшона, ни протеста. Молниеносно что-то сообразив, я хватаю сумку и, держа её над головой младшей, бегом доношу её до такси. Водитель, наблюдая мой манёвр, выскакивает навстречу и закидывает младшую внутрь, попутно пристёгивая её ремни. Изнутри машины доносятся жуткие вопли «Меня пристегнёт ТОЛЬКО МАМА!» Но я бегу за средней и повторяю свой маленький подвиг. Оказавшись в машине, она первым делом спрашивает меня ледяным голосом: «А чьей сумкой с занятиями ты прикрывала нас от дождя?» Я усаживаюсь поудобнее и медленно открываю промокшую сумку. Конечно, это сумка средней дочки. Она плачет и отказывается иметь со мной дело, угрожая уплыть от нас всех на необитаемый остров. Я чувствую, что я тоже готова уплыть на самый-пресамый необитаемый остров: по лицу и за шиворот стекают холодные, мокрые струи, волосы спутались, ноги хлюпают, а в ушах стоит непрекращаемый гул и стенания. Сама не зная зачем, я умоляюще смотрю на водителя. Очевидно, мой жалкий вид подействовал на него как ушат холодной воды. Шумно прочистив горло, он вдруг восклицает зычным басом:
– Таак! Машина отправляется! Кто кричит, покидает её и остаётся под дождём! Это говорю я, Гоги, хозяин этого такси! Бойтесь ослушаться меня!
В машине повисает непривычная, режущая мне слух тишина. Девочки замолкают и смотрят благоговейно на голосистого таксиста. Ровно минуту мы едем тихо и спокойно, как в приторных семейных фильмах, где все послушные и улыбаются. Первой не выдерживает младшая:
– Значит, ты Гоги – хозяин такси? – задаёт она риторический вопрос и, дождавшись его кивка, продолжает. – Давно это у тебя? А жена есть? А кто тебе сушит ботинки? Где твои дети? Они любят мороженое?
Под непрерывным артобстрелом прямых личных вопросов Гоги теряется и бормочет что-то вроде:
– Такая маленькая и такие вопросы
