Город был украшен гобеленами и бутафорскими башнями, в каждой нише которых «стояла красивая девушка в позе статуи; в их руках были золотые чаши, из которых они весьма нежно сдували золотые листки, падавшие на голову проезжавшего короля… Из специально проложенных желобов и кранов в трубах лилось вино». Сити никогда не экономил на стиле.
Позднейшей славой Уиттингтон почти наверняка обязан еще одной традиции Сити: богатства, добытые коммерцией, должны в Сити же и возвращаться. Не имея наследников, Уиттингтон занимался благотворительностью в непревзойденных масштабах. Он перестроил Гилдхолл, осушил почву в трущобах вокруг Биллингсгейта, выделил деньги на прием матерей-одиночек в больнице Святого Фомы и профинансировал колледж, где обучались будущие священники. Еще одним его деянием стала постройка у реки общественного туалета на 128 мест, известного как Длинный дом Уиттингтона; нечистоты дважды в сутки смывал прилив. А вот больницу Уиттингтон-хоспитал в Хайгейте он не строил; она построена в память о легенде, согласно которой юный Ричард вернулся в Лондон, услышав звон колоколов церкви в Боу.
Завершение Столетней войны и последующая гораздо более жестокая гражданская война за корону между Йорками и Ланкастерами причинили городу неудобства, но не стали для него катастрофой. Сити в основном поддерживал Йорков и открыто выступал на стороне Эдуарда IV. Но, когда Эдуард в 1483 году умер, а двумя годами позже Генрих Тюдор одержал победу над Ричардом III на Босуортском поле, Лондон это устроило. Город приветствовал Генриха VII в Шордиче процессией трубачей и поэтов, а также преподнес королю в дар 1000 марок. Теперь это был город Тюдоров.
Эпитафия средневековому городу
Мэр и олдермены, приветствовавшие Генриха VII после победы при Босуорте, все еще представляли собой город на задворках новой Европы – Европы Возрождения и Реформации. Численность населения после Черной смерти восстанавливалась медленно – уровня, предшествовавшего эпидемии, она достигла лишь к концу века – и по-прежнему не могла сравниться с Парижем, отставая от него вчетверо. Торговля Лондона основывалась главным образом на шерсти, а трудовые ресурсы зависели от притока мигрантов из провинции. Изучение имен и диалектов этой эпохи показывает, что лондонцы на протяжении большей части XIV века говорили на восточно-английском диалекте англосаксонского языка, а затем перешли на восточномидлендский диалект. Судя по документам, после чумы четверть тех, кто получил гражданство города, происходили из Йоркшира или еще более северных частей страны. В европейской экономике Лондон по-прежнему оставался чужаком. В торговле он был младшим компаньоном Антверпена. Здания последнего были более величественными, его купцы были богаче, а моряки предприимчивей. В отличие от Венеции, у Англии не было торговых представительств за рубежом. Хотя слухи о трансатлантических путешествиях ходили еще до Колумба, люди толковали о «землях, известных бристольским капитанам», но не капитанам
