но прошу приготовить цыпленка, – я оглянулась на Кину. Эльфиечка выглядела голодной. – Лучше двух.
– Понял, – Марк исчез.
Я вернулась в комнату и разлила по кубкам вино.
– А мне говорили, что шефанго везде убивают, – подала голос менестрелька.
– Попробовали бы!
– Нет. Мне говорили, что вы везде убиваете. Что куда бы шефанго не пришли, они сперва всех убивают, а потом грабят и насилуют.
– Мертвых?!
– Не знаю… – она задумчиво уткнулась носом в кубок.
Ладно. Чего только нам про эльфов не рассказывали. Я помню сказки о том, как эльфы сдирали кожу с людей из-за расхождений в религиозных воззрениях. Нет, кое-кто действительно сдирал. Но ведь не все же. Насколько я знаю из слухов, мой народ тоже не отличается добротой и терпимостью. Однако почву для слухов дают экземпляры с особым подходом к делу. А таких всегда меньшинство. Хотя… если вспомнить, что меня изгнали за недостаточное рвение в истреблении эльфов. Вот тебе и меньшинство.
А шефанго действительно боятся. Начали бояться, когда мы стали близко общаться со смертными.
Здесь, в Удентале, навигаций сто назад, как раз когда закончились религиозные гонения, народ был понаглее. С Хранителем помирились, Огненосные войска поразогнали, анласитские умонастроения – не в чести. И когда я-Эльрик приехал в воеводство с Востока, прибить меня не пытались только потому, что полагали, будто за мной вскорости еще полусотня придет. Таких же.
Как раз тогда и случился большой скандал в «Серой кошке». Ян шарахался от меня, а мне не нужно было ничего кроме покоя и тишины, так что нас обоих положение устраивало, пока в «Кошку» не заявились местные дворянчики и не начали домогаться Яновой жены. Ян попытался им объяснить, что не дело это – так себя вести. Дворяне, конечно, люди, можно сказать, уважаемые, но к чужим-то женам как-то оно не принято. Он объясняет, а его не слышат. Слово за слово, хвостом по столу, гости раздухарились, повысили голоса и начали Яна нехорошо обзывать. Он с ними все миром разойтись пытался. Может, и разошелся бы, но меня тогда любой шум нервировал… и я, потеряв терпение, объяснил гостям за мою расшатанную душевную организацию. Объяснил, кажется, на зароллаше – у меня по пьяни всегда родной язык прорывается. Ну да они и на зароллаше поняли.
Ян в истерике бился. Кричал, что теперь и меня, и его, и его жену, и его сына, и даже его дочку замужнюю, которая в Гиени живет… Короче, что всем нам плохо будет. Этим же вечером я еще десяток мстителей разогнал. А на следующий день их двадцать пять пришло. Ну тогда я за топор взялся… Мне за убийство потом слова плохого не сказали – очень уж надоело страже вежливо не замечать местных подонков.
А Яна после моего отъезда снова попробовали обидеть. Я бы, может, плюнул на это да забыл, но он во время того побоища со мной рядом мечом отмахивался. А это не забывается. В Удентале тогда попадались порядочные трактирщики, им только стимул нужен был. Я через полгода вернулся, узнал о безобразии, нашел дворянчика,
