собой все остальные звуки. Она заметила, что в сложные минуты жизни, не всегда, но часто, они подсказывали ей что делать. Сперва она делала вид, что не слышит их, она никому ничего не сказала, хотя это было так сложно. Но время от времени голоса сообщали ей такое, что сложно было их игнорировать. «Ал в большой опасности. Если она сядет сегодня утром на трирога, то сломает обе ноги», – услышала она однажды и приложила все усилия, чтобы уговорить Ал не ехать. Когда та не послушалась и всё же собралась на прогулку, она подговорила Мелису и вместе с ней заперла сестру в комнате до обеда. Предсказание голосов сбылось – вместо Ал на трирога сел один из её приятелей, та понесла, и он сломал обе ноги. Чувствуя свою вину к постороннему человеку, Оникс тайком послала ему зелье, которое быстрее поставило бы его на ноги.
Другой случай был трагичнее. Голоса сообщили, что одна из горничных попадёт под повозку, и Оникс не удалось её спасти, как она не пыталась. В другой раз она поймала вора на горячем, тоже благодаря голосам, за что чуть не поплатилась жизнью, но вовремя была спасена.
После нескольких подобных случаев Оникс с большей осторожностью стала прислушиваться к голосам. Иногда кто-то пел в её голове, и чаще всего, пение это успокаивало её, хотя она не знала языка, на котором были написаны все эти песни. В детстве ей пел детский голос, но постепенно у неё создавалось ощущение, что певец рос вместе с ней. Ей было любопытно кто он и где живёт. В этом ли мире? Она искала ответ в книгах, но все попытки претерпели неудачу. Пару раз в её голове сильно кричала какая-то женщина, создалось ощущение, что она произносит заклинания, от этого становилось жутко, и она просила кого-то из сестёр остаться с ней на ночь. К пятнадцати годам голос женщины перестал её мучить. Она хотела знать, что с ней, но думала, что может она умерла, голос был глубокой старухи. К чувству облегчения примешивалось лёгкое чувство вины.
«Глупо винить себя в том, к чему не имеешь никакого отношения», – думала она в такие смутные времена.
«Да, но ведь ты хотела, чтобы это закончилось», – возражал ей другой, ещё более назойливый голос, отличный от тех, что мучили её. Её собственный внутренний голос.
Мрачная от своих раздумий, Оникс не сразу заметила, что к ней подошла Фелиста.
– Тебя что-то тревожит? – спросила она.
– Ничего, к чему я не привыкла бы, – пожала плечами Оникс. Она не хотела лишний раз обращать внимание на своё проклятие, – а как ты догадалась?
– Ты всегда забиваешься в самый угол и сидишь как мышка, когда переживаешь о чём-либо. И у тебя такое лицо… – что не так с её лицом, Оникс так и не удалось узнать, потому что в этот момент на них обрушилась Ольгерд:
– Девчонки, а пойдём погуляем? Хватит сидеть дома, может даже сумеем обмануть стражу, и выбраться в город одни…
– В город не пойду, – сказала, как отрезала Оникс, – только если в наш сад.
– Фи! Как скучно! – возмутилась Ольгерд, но спорить не стала.
В дверях Фелиста задержала её:
– Я ведь не просто так к тебе подошла. Держи,
